в кресле. Сердце колотится в груди – бам-бам-бам. Мне бы стоило радоваться, но я не испытываю никаких других чувств, кроме тревоги. Почему мне дали добро на эту командировку? Да, я довольно быстро нашёл покупателя на грузинские активы, но с таким же успехом переговоры могла провести и Воскресенская. Опыт у неё есть. Так какого же чёрта меня отпускают? Ещё и куда? На родину! Самое, казалось бы, очевидное место для того, чтобы слиться. Неужели не боятся, что я там останусь? Или же они, напротив, имеют уверенность, что бежать мне некуда и я вернусь? Или же… им как раз выгодно, чтобы я не возвращался? Просчитываю один вариант за другим, но не прихожу к какому-то определённому выводу. Я бы многое отдал, чтобы узнать, что за игра вокруг меня началась. И откуда у происходящего растут ноги. Но пока ни черта не понятно. А вот тревожно очень.
Тренькает телефон. Открываю «Телеграмм». Нико прислал фотографию огромной рыбины. В последние дни мы много общаемся. Во-первых, потому что я действительно стремлюсь наверстать упущенное с ним время. Во-вторых, общением с сыном я будто компенсирую отсутствие какой бы то ни было коммуникации с дочерью, которую я и видел-то всего один раз в жизни и мысли о которой стали уж слишком навязчивыми. Я о Нино думаю постоянно. Гадаю, какая она. Что в ней от меня. Что от Женьки. Злюсь, что не могу, всё бросив, сию минуту рассказать дочери, кто её настоящий отец. И это пипец как эгоистично. Не от любви совсем. Я просто ревную её к другому мужику, которого она даже не зовёт папой… К той жизни, которая была предназначена мне, а проживал её кто-то другой. К тому, что было упущено не по моей воле. И ведь я даже не уверен, что смогу её полюбить, но всё равно хочу… просто хочу, чтобы моё по праву стало моим. И точка. А там как-то разберемся.
«Сам поймал?»
«Ага. Видал, какая здоровая?»
«По фото ничего непонятно. Возьми в руки и пусть тебя кто-нибудь сфоткает».
Хотя почему «кто-нибудь»? Генка. Он тоже в каком-то смысле проживает мою жизнь. Воспитывает моего единственного сына. И черт с ним, что я сам осознанно на это пошёл, теперь один чёрт злюсь. За то, что это он, а не я учил Нико ловить рыбу. За этот миг триумфа, что он разделил с моим, когда тот поймал свой первы стоящий трофей.
Нико присылает своё первое за время нашего общения фото. Я сглатываю. Мне так хочется его обнять. Так хочется… И ведь я могу. Меня выпустили! Много раньше, чем я рассчитывал. Искушение встать на лыжи настолько сильно, что мне приходится себя одёргивать. Мол, нет, Серго, ты дольше ждал, теперь потерпи, выжди, перестрахуйся… Потому как второго такого шанса у тебя уже никогда не будет. И тем более потому, что, как оказалось, тебе есть что ещё терять.
«Теперь и правда вижу, что рыбина огромная. Как только вытащил?»
«Мне Гена помог. Думаешь, мы могли бы порыбачить, если бы ты приехал?»
«Конечно. Сто процентов. Когда я жил в Грузии, у нас была дача у моря. Я частенько закидывал удочку».
«Можем как-нибудь туда съездить».
«Обязательно, Нико. А пока мне нужно возвращаться к работе»
«Ок» – прилетает следом. Мелькает мысль, что, может, Нико хотел ещё поболтать, и я лишний раз разочаровал его, свернув разговор так быстро. Нерешительно верчу в руках телефон, а следом набираю:
«Я люблю тебя, сынок». Нервно провожу по затылку ладонью. Не помню, чтобы я кому-нибудь это говорил. Нико отвечает смайликом с сердцем. Наверное, слова ему даются труднее, чем мне. Улыбаюсь. И даю себе обещание обязательно наверстать всё, что мы не сделали вместе и не сказали…
Часа через два моё уединение нарушает Воскресенская. Отрываю взгляд от компьютера и гляжу на неё чуть с прищуром. Сегодня на Женьке свободного кроя светлые брюки и наглухо застёгнутая блузка. Она похожа на училку. Очень сексуальную и состоятельную училку, да.
– Я слышала, что вы берете на себя переговоры в Тбилиси?
– Угу. Похоже на то. А что? У тебя есть какие-то возражения? – откидываюсь в кресле.
– Почем уже? Просто я полагала, что этим придётся заняться мне. Столько времени потратила на подготовку…
– Вот и отлично. Подстрахуешь меня, если что.
Женька вскидывается. Мои глаза уже не те, но я всё равно замечаю, как она стремительно меняется в лице. Ч-чёрт… Ну как я мог не замечать, сколько в ней жизни? Сколько огня… Это просто загадка какая-то. Меня к нему тянет, как обезумевшего мотылька.
– В смысле, мне тоже придётся ехать?
О да, девочка. Можешь даже не сомневаться. Я не упущу возможности побыть с тобой в менее формальной обстановке. На территории, где не нужно бояться, что за нами с тобой следят. Ну, или, чёрт с ним, следят, но не так пристально.
– Да. Работы там хватит на всех. К тому же, насколько мне известно, ты знакома с Сванидзе. Личные связи могут сыграть нам на руку.
– Ладно. Я поняла. Даты поездки, надо полагать, остаются прежними?
– Да, тут без изменений.
Женька кивает, её рот чуть приоткрывается. С губ срывается задушенный прерывистый вдох, который нокаутирует меня банальным осознанием того, что она завелась, лишь представив нашу новую встречу. Я встаю. Тащусь за ней, как на привязи. Это может быть очень опасно. И я дурак, что настолько рискую, но… В уголке, у самой двери, есть слепая зона. А я просто сдохну, если прямо сейчас её не коснусь. Хрен его знает, каких бы дров я наломал, не захлопни Женька дверь прямо у меня перед носом. Возвращаюсь за стол. В брюках тесно. Меня легонько колотит. Я злюсь. От того, что она оказалась намного более благоразумной, чем я. От того, что мне не удалось
