Открываю один глаз:
– Это ты на моего шефа сейчас намекаешь?
– А то на кого? Как тебе с ним работается? – интересуется Антон, тщательно пережёвывая веточку кинзы.
– Да ничего так. Ты же видел. Умный мужик.
– Угу. И хватка бульдожья, – дует губы Сванидзе. Я откидываю голову и громко смеюсь – настолько смешно это выглядит.
– Тебе ли жаловаться, генацвале! Ты и сам упёрся бараном – цену ни туда, ни сюда.
– Что тут сказать? Актив не очень. Придётся солидно попотеть, чтобы выйти в плюс.
– Кстати об этом… Ты же в своё время имел к этому активу самое непосредственное отношение. Или я что-то путаю?
Сванидзе мрачнеет. Сосредотачивает на мне тяжёлый взгляд из-под чёрных, по-девчоночьи длинных ресниц.
– Нет. Не путаешь. Я работал в команде Макса. Он тогда набрал молодых. Это было модно. Типа, новые люди – новые идеи. Считалось, что мы замутим крутой стартап.
– Воспроизведя бессмысленный и никому не нужный розничный банк? – интересуюсь в лоб. Терять мне нечего. Антон – отличный мужик. Захочет – расскажет. Нет – так нет. Главное, что я сама докопалась до правды.
– Изначально план был другим, – бурчит Сванидзе. – А вышло…
– Давай я облегчу тебе задачу? Расскажу всё, что мне известно, а ты, если захочешь, дополнишь.
– Зачем оно тебе, Жень? Это дело давно уже в прошлом.
– А если я скажу, что не для всех? Ч-чёрт, – приглаживаю волосы. – Если я скажу, что из-за делишек моего брата до сих пор страдают ни в чём неповинные люди?
– Валяй! – фыркает Антон. – Только ты пойми на берегу, что лезть в это себе дороже.
– Я это понимаю, – растираю пальцами лоб, где сконцентрировалась противная ноющая боль. – Успехи Макса, о которых все трубили в те годы, объяснялись банальной махинацией, так? Это ж он продал кредитный портфель санированного СММ-банка? И как я понимаю, продал по номинальной стоимости вместо реальной рыночной, как это принято при работе с проблемными активами? – В ответ на мою речь Сванидзе только лишь пожимает плечами, не подтверждая правдивости моих слов, но и не опровергая их. А мне, собственно, большего и не надо, поэтому я, торопливо прикинув цифры в уме, продолжаю: – Это на сколько? Примерно на триллион дороже реальной стоимости активов?
– Без понятия. Я слился к тому моменту. Дело очень плохо пахло.
– Ну да. Ещё бы… Эта схема позволила Максу высвободить резервы и получить наличные от ЦБ, а Трасту – льготные депозиты в размере ста процентов от номинальной стоимости? Неплохо… – присвистываю.
– Не лезь в это дело, Жень. Ты ж понимаешь. Тут серьёзные люди задействованы.
– Мой отчим? Ну, да… Я всё не могла понять, зачем им Траст превращать в ПИФ, а оказывается, они просто хотят в этой структурной неразберихе похоронить сомнительные операции Макса.
Осталось разобраться, как им мешал Горозия… Может, они боялись, что он, обнаружив эту схему, выдаст их с потрохами? Я судорожно пытаюсь вспомнить, имел ли он какое-то отношение к банку Макса, но ничего, что могло бы подтвердить эту мысль, на ум не приходит. Может, эти два кейса вообще никак не связаны, и я просто что-то себе придумала?
– Да чёрт с ним, ничего уже не вернуть.
Я киваю, хотя совершенно в том не уверена. Мне трудно представить, что Серго не пытался выяснять, кому же он перешёл дорогу. И если Макс с отцом виноваты, не сложно догадаться, что Серго захочется отомстить. Что я буду делать, если в его мести мне отведена не последняя роль? Вдруг он со мной только поэтому? Смогу ли я его винить, если окажется, что он мной в очередной раз воспользовался? Нет… Горозия – гордый мужик. Честь и репутация для него не пустой звук. Ему важно вернуть своё доброе имя. Кажется, ещё немного – и у меня взорвется голова. Я должна ему рассказать обо всём, что мне стало известно за последние пару дней, а там будь что будет.
Но как же сложно, а? Сложно даже представить…
– Знаешь, я, наверное, пойду. Устала что-то, перелёт, переговоры…
– Понимаю.
– Спасибо за всё. Для меня было важно услышать всё, что ты сказал, и о чём промолчал – тоже. Если хочешь знать, для меня это вопрос жизни и смерти.
– Вот как?
– Угу. Жаль, никаких документов не сохранилось, не то бы… – я пожимаю плечами. Не то бы – что? Мой братец и отчим, что его покрывал, загремели бы на нары вместо Горозии? – Я поеду. До завтра.
К удивлению, в гостинице засыпаю в два счёта. Наутро Серго нет ни за завтраком, ни в лобби. Вереди процедура подписания документов, и я могу только надеяться, что он приедет прямо в офис. Так и происходит. Горозия, свежий как огурчик, появляется как раз ко времени. Формальности занимают у нас меньше часа. Но после всех официальных мероприятий у нас, как водится, запланирована культурная программа. Наверное, это даже интересно, да только единственное, чего я сейчас хочу – оказаться в своём номере. Желательно с Серго. Думаю, это не трудно сделать. Всё же страна чужая и вряд ли у наших надзирателей есть доступ к гостиничным камерам, которые, безусловно, расположены в лифтах и коридорах. Вопрос, хочет ли этого сам Серго? Вчера, понятно, он предпочёл мне свою мать. Сегодня…
– Я отъеду. Мать собрала родню. Ты уж уважь наших партнёров, ладно?
Послушно киваю. Мне ничего другого не остаётся. Уж лучше мне быть в толпе, чем в одиночестве своего номера лезть на стенки. Горозия несколько секунд внимательно меня разглядывает, как будто пытается мне этим взглядом что-то сказать, но я так расстроена, что не способна считывать его безмолвные сигналы. Мне вообще кажется, что я опять придумываю то, чего нет.
– Ну, до завтра.
Меня окатывает душной волной разочарования. Не знаю… Наверное, я думала, что здесь у нас всё будет иначе. А почему? Бог его знает. Горозия уходит, я смываю вином собравшуюся во рту горечь. Оборачиваюсь и ловлю на себе внимательный взгляд Сванидзе.
– Что?
– Я всё гадал, с чего ты стала рыться в той давней теме, а оно
