познакомил Родиона Власова с понятием “убери руки”.
На его переносице по-прежнему пластырь. Взгляд стал более осмысленным, чем минуту назад. И в нем появляется узнавание.
Судя по всему, ему есть что вспомнить, в отличии от меня. Потому что я его не знаю. Насколько он осведомлен о нашем с Аглаей прошлом тоже не знаю, но сам факт того, что он в принципе с ним знаком, немного удивляет.
Игнорирую последний вопрос, говоря:
— Все что тебе нужно знать о моей личной жизни — я планирую надолго остаться в жизни Аглаи и Маруси. Хочу, чтобы ты это понимал. Можешь считать это новой реальностью.
Стиснув губы, бросает:
— Ты хотел сказать… в жизни моей дочери?
— Я не претендую на то, чтобы она называла меня папой, — отвечаю ему.
— Еще бы ты претендовал… — хмыкает насмешливо. — Тебя Баум подослала?
Фамилия Аглаи, произнесенная им, режет слух. Будь у меня возможность, просто заткнул бы ему рот.
— Я взрослый мальчик. И самостоятельный. Но Аглая в курсе, что я здесь, если тебя это беспокоит. У нас секретов друг от друга нет, — отвечаю ему, давая понять, что мои намерения относительно Глаши и Маруси — не пустой звук. Мы теперь вместе.
— Очень за вас рад. От меня ты че хочешь? Благословения?
Пройдясь до окна, излагаю:
— Моя жизнь сконцентрирована за границей. Мы с Глашей обсуждали ее возможный переезд. Вместе с Марусей. Это тот случай, когда нам нужно найти компромисс, который устроит всех. Я предлагаю сделать это мирным путем.
Помятая рожа приобретает ироническое выражение.
— Да ты миротворец, как я погляжу. Если скажу — иди нахер? Адвокату позвонишь?
Глядя на него в упор, предлагаю:
— Попробуй, скажи. Но возьми в расчет, что я тоже умею создавать проблемы. Я не тот человек, которого можно посылать нахер без последствий.
— Мне похер кто ты. Еще вопросы есть? У меня мало времени, — вскидывает руку и смотрит на часы.
Спокойствие, которое транслирую, еще не закончилось, но внутри кипит раскаленное желание подправить его помятую рожу еще раз.
— Хочешь денег? — смотрю на него максимально твердо, показывая серьезность своего предложения.
Власов дергается. Делает шаг ко мне и угрожающе хрипит:
— Ты, блядь, мне деньги предлагаешь? За мою дочь? У меня денег жопой жуй! Так что полетишь туда, откуда прилетел один, понял, блядь?
Его мутные серо-голубые глаза темнеют. Желваки на скулах беспорядочно перекатываются. Мое предложение — просто попытка прощупать почву. Реакция этого мудака говорит о том, что для него Маруся нечто большее, чем ребенок, на которого он время от времени кладет болт. Помимо того, что она — средство манипуляций, мудак испытывает к ней отцовские чувства.
То, о чем меня предупреждала Аглая. То, что пыталась до меня донести и во что я отказывался верить, потому что в моему понимании… блядь. В моем понимании любовь выглядит не так.
— Для Маруси я хочу только самого лучшего, — говорю ему. — Она есть и останется твоей дочерью. Я пришел поговорить серьезно. Найти компромисс. Для всех.
Злясь, он задевает рукой стопку каких-то бумажек на столе. Лупит пальцами по клавиатуре компьютера, говоря:
— Мне похер зачем ты пришел. Маруся за границу полетит только со мной или с моими родителями. Больше вариантов нет, так что вали на все четыре стороны, у тебя время закончилось.
Сжав зубы, предлагаю:
— Мы можем встретиться в другой день. Все вместе.
— Звони моему адвокату, — отворачивается и снимает с себя халат, который бросает на стул.
Сука.
— Договорились.
Ухожу из кабинета, оставляя его нервную возню за спиной.
Сбегая по ступенькам, играю желваками и ищу в кармане куртки телефон. Достав гаджет, набираю Данилу.
Аглая
— Если хочешь, я могу забрать тебя сегодня… — предлагаю Марусе, плечом прижимая телефон к уху.
Собираю волосы в пучок на затылке и подхожу к окну, за которым погода словно взбесилась, решив завалить город снегом за день до праздника. Постучав пальцами по подоконнику, наклоняюсь вперед, пытаясь разглядеть в этом снежном месиве среди припаркованных у подъезда машин белую “Ниву”.
— Хочу, хочу! — воодушевленно пищит в трубку моя дочь. — Забери меня сразу после «Алладина»! — канючит она умоляюще.
Я дико соскучилась. Несмотря на то, что с тех пор, как мы расстались, мир для меня сузился до размеров моей квартиры, Зотова и разных участков его голого спортивного тела, я не забывала о своем ребенке ни на минуту.
— Хорошо, — прижимаюсь носом к ледяному стеклу, оставляя на нем свое горячее дыхание. — Во сколько заканчивается ваш “Алладин”?
— Бабуля сказала — в пять.
— Тогда в пять встречу тебя у театра.
— Ур-ра! — верещит дочь.
Меня встряхивает, когда звонок в домофон дребезжит и режет тишину квартиры.
Этот звук окрыляет. Настолько, что быстро чмокнув в трубку дочь, несусь к двери, почти не касаясь пятками пола. Я не была такой невесомой… черт его знает, как давно, а теперь боюсь взмыть к потолку, как воздушный шарик, но еще до того, как открываю дверь, вся тяжесть окружающей реальности обрушивается на плечи. Особенно, когда вижу бесстрастное лицо Марк на пороге.
Половину вчерашнего дня и сегодняшним утром он много улыбался. Той самой улыбкой, которой скрутил в бараний рог мои мозги когда-то, а сейчас его брови чуть сдвинуты.
Нервная струна внутри натягивается до опасного состояния. Будто вот-вот лопнет.
Зотов заходит в квартиру, его движения резкие, но при этом уверенные: расстегивает куртку, которую Таня привезла в мою квартиру вчера вечером, забрав из кафе вместе с подарочными носками и орешками.
Эти носки сейчас на нем, разноцветные и нелепые. Марк сбрасывает с ног обувь и достает из карманы куртки телефон, который кладет на тумбочку. Туда же отправляет ключи от машины, которые обычно оставляет под солнцезащитным козырьком.
Каждое его движение молча провожаю внимательным взглядом. Марк выглядит так, будто погружен в свои мысли, от этого я напрягаюсь с головы до ног.
Я не строила иллюзий.
Я знаю Власова слишком хорошо, чтобы их иметь. И сейчас, когда реальность давит со всех сторон, ежусь и складываю под грудью руки. Смотрю на Зотова в ожидании, пока обрушит тот хлипкий карточный домик, который мы успели нагородить за прошедшие дни…
Протянув руку, он прикасается ладонью к моей щеке, заставляя сделать к себе шаг. Прижимается носом к скуле и делает вдох, после чего оставляет быстрый поцелуй на моих губах, говоря:
— Вкусно пахнет…
Я приготовила обед, но вряд ли смогу хоть что-то проглотить, а Марк… у него невообразимо хороший аппетит всегда и при любых обстоятельствах.
— Есть будешь? —
