рады. Ненавидят, боятся, завидуют. Но рады всегда, преданно заглядывают в глаза, кланяются. Там я счастлив. Счастлив?
Черт. Черт меня подери. Да каждый в этой огромной стеклянной «стреле» с радостью выстрелит мне в спину, будь у него такая возможность, ни на минуту не задумавшись, а потом еще спляшет на моей могиле. Зайка единственная, кто принял меня, а не деньги и власть. Таким, какой я есть, ничего не требуя взамен, только отдавая. Безоговорочно доверилась мне, а я… Сука, гребаный мудак. Не смог ее защитить… Не смог удержать.
Телефон разражается трелью. Я разочарованно смотрю на дисплей. Это не тот звонок, которого я жду.
– Чего тебе, Гриня?
– Так ты велел доложить, когда юристы наши закончат сделку по клинике.
– И?
– У, бля. Ну, ты, босс, совсем поплыл что ли? Сделка закрыта. Кризисники отработали как боженьки. Юристы поехали поздравлять обладательницу золотого кубка огня, Ольгу свет Петровну, с замечательным событием в ее жизни. Звонили недавно. Уже в тайне везут владычицу морскую и ее подружек к месту силы. Сурприз будет. Они поют, кстати.
– Кто, юристы? – ошалело спрашиваю я. – Гринь, ты там синячишь что ли?
– Бабы поют, про Варяга. Правда не знают, куда едут. Но там какие-то вообще странные замуты. Ребята говорят, что вроде драть кому-то зад красотки собираются. Страшные ведьмы, короче. Страшнее дембелей в день десантника. А синячить мне когда? Мне синячить некогда. У нас тут, понимаете ли, биг босс ружье свое выгуливает. А мы работаем, бурлаки неразумные. От зари, до зари. От темна до темна.
– Я еду в клинику, – перебиваю я слишком разошедшегося зама, не в силах больше наслаждаться идиотизмом в его исполнении. – Гриша, отправь туда цветов. Роз отправь, миллион. Розовых. И моркови грузовик. У тебя пятнадцать минут на все про все.
– Это вряд ли, господин Райский. Я конечно безумие уважаю, поддерживаю всегда. Но… Вас ждут юристы, нетерпеливо притопывая ножками. Хьюстон, у нас проблемы. Точнее у вас.
– По херу, все решим… Сейчас некогда, – мне надо срочно вымолить прощение у Ольги, а потом… Что потом? Потом я больше не выпущу зайку из своего прицела. Ни за что и никогда.
– Вадим, это очень важно. Касается бракоразводного процесса, – выдергивает меня из горячих мечтаний сука Гриша. – Там в контракте брачном косяк. Адвокаты волосы на жопах рвут. Это Сашки касается. Ты слышишь?
– Я на парковке. Буду через пять минут, – коротко говорю я, выбираясь из машины.
Жаба на метле
Фунчозу, с редькой обязательно черной, перцем и чесноком. Чтобы остро до выхлопа. И присыпать чуть-чуть хлопьями чили сверху. А запить это великолепие чаем оолонгом с молоком. А вот интересно, если добавить в него кокосовое молоко? Нельзя, наверное. Убьет вкус чая. Да… Вот это я сейчас хотела до дрожи, а не это вот все.
Я не хочу встречаться с предателем мужем. И весь мой боевой запал закончился именно в тот момент, когда я села в лимузин, в компании боевых подруг. А уж когда они «по долинам и по взгорьям» запели, мне захотелось выскочить из элитного шарабана на полном ходу.
И Райский… Этот чертов охотник, мой личный сорт проклятого чая, о котором я мечтаю до искр из глаз. А я для него, видимо, очередной эпизод. Она получил все что хотел, и потерял интерес. И это так обидно, и ужасно больно.
– Прибыли, – гаркнула Галка, прямо мне в ухо. Я подскочила на месте и уставилась в окно. – Слушай, может давай мы с Зюнькой пойдем, надаем по шее твоему мужу, объясним, что не для него папа ягодку растил. А потом поедем в ресторан.
– Только в корейский, – хныкаю я, рассматривая в окно дорогой машины здание клиники, в которой я работала пять лет, и наивно считала, что счастлива. – И чтобы он вонял.
– Кто? – глаза Лаптя, кажется. Сейчас выпадут и повиснут на ниточках, как у напрягшегося пекинеса. – Олежка твой? Ну… В принципе. Если мы с Галкой его сейчас вальнем, дня через три..
– Боже, Зина, что ты несешь? – вдыхаю я, с трудом сдерживая раздирающий меня, какой-то истерический, смех. – Ресторан чтобы вонял. А Олежа сейчас прямо начнет, когда я его пошлю вместе с этой тачкой претенциозной и вонючими лилиями, которыми пропах весь этот катафалк. Знает ведь, что я их не люблю. И я сама справлюсь.
– Правильно. Пузырик. Всегда надо своим гештальтам незакрытым в лицо самомтоятельно плевать. Тогда жизнь становится ярче. Пошли, уделаем кота этого мартовского и поедем пить саке, – подняв руку к потолку лимузина провозгласила Зюнька. Тоже мне, блин, Рот Фронтиха. Но, в принципе…
Я потянулась к ручке, но дверь распахнулась и я начала красиво вываливаться из шикарного пепелаца. Осталось только докатиться кубарем до дверей преисподней и тогда мой триумф будет полным, хоть и позорным. Я не успела в грязь лицом ударить. Меня подхватил один из красавцев, присланных по мою душу.
– Ольга Петровна, вы готовы?
– О, да, – пробубнила за моей спиной зондер команда, в двух лицах. – Мы готовы.
– Слушайте, ребята, а может с нами потом? В ресторан? Ну, когда мы уже до конца будем готовы, – о. черт, это что, Зюнька так флиртует. Я бы на месте брутальных ребят бежала в ужасе, не оглядываясь, при воспоминании о том, как она подмигивает подбитым оком. – В корейский.
Я иду молча. Поднимаюсь по ступеням, на которых наизусть знаю каждую выбоину. И думаю совсем не о том, как сейчас пошлю на хрен Олега, разорвав последнюю тонкую ниточку со своим прошлым. И не о том, что мой отец, скорее всего, лишит меня наследства, когда узнает о том, что я собралась рожать ребенка вне брака, от первого встречного. И даже не о том, что я стану матерью одиночкой, Я думаю о том, что ужасно скучаю по Райскому и Саше. И что мой ребенок не будет знать своего отца, который просто сделал правильный выбор. Он выбрал свою семью. Это не предательство, нет. Это нормальный ход вещей. Так почему же мне тогда так омерзительно больно.
– Ой. Ольга Петровна, – бросается мне навстречу охранник, смотрит за спину удивленно. – Здравствуйте. Слушайте, я дерево то ваше денежное отнес домой. Жена за ним ухаживает. Оно тут начало умирать, ну я и… Но я верну.
– Спасибо, Саша, – улыбаюсь я. Черт, зачем я вообще сюда приехала? Странно, но у меня даже ничего не екает в душе. И скорая встреча с мужем, которого я
