притягиваю жену к себе и целую, пьянея от её губ не хуже, чем от настоящего шампанского. Я так долго шёл по каменистой, выжженной солнцем дороге, на которой то и дело падал и вновь поднимался, и вот оказался в оазисе нашей общей мечты.
Глава 20. Нара. Мама
— Нара, дай отвёртку! — просит Руслан, который очень увлечён сборкой детской кроватки.
Если бы не моя коляска, можно было бы делать снимок для рекламного каталога «Икеи». Любуюсь Русланом, освещённым деликатным светом заходящего солнца. Восхищаюсь его медитативным спокойствием и тем, как практически любая работа горит в его восхитительно эстетичных руках.
— Какую?
— Крестовую, номер шесть.
Я подъезжаю к дивану, где стоит чемоданчик с инструментами. Без понятия, как найти шестой номер. Вот на мастихинах нанесены золотистые цифры, а на отвёртках ничего нет — они только по размерам отличаются.
— Как мне найти шестую?
— Она в ячейке с номером шесть! — по-доброму смеётся Руслан.
Я вытаскиваю отвёртку, кладу её на колени и качусь обратно, попутно погладив Сникерса, который спит рядом с ящиком.
— Держи, — протягиваю ему отвёртку рукояткой от себя.
Руслан тянет на себя, но я не отпускаю металлический кончик и мягко тяну в свою сторону. Он всё понимает и позволяет мне выиграть в «перетягивание отвёртки». Мы сталкиваемся лбами и носами, продолжая сжимать отвёртку. Зарываю пальцы в волосы на затылке, и наши губы сливаются в очередном поцелуе, коих уже тысячи. Каждая минута с ним — это стопроцентно натуральное счастье, свежее и искристое. Его так много, что можно пить большими глотками и есть черпаком, и меньше не станет. Иногда мне кажется, что я бесстыдно пользуюсь им — всё беру и беру… И не всегда могу дать что-то столь же весомое взамен.
Сначала мне казалось, что он просто будет несчастлив со мной, но Руслан умудряется быть, а не казаться счастливым, несмотря на то, что он безумно много работает и за мной ухаживает — привези, отвези, помой, помоги, утешь… Потом меня жутко пугало, что наши отношения станут как между братом и сестрой. Мы близки, хотя ещё продолжаем познавать друг друга. Впрочем, как и все остальные нормальные пары. Теперь из темноты выполз самый ужасный страх, о котором я даже не подозревала ещё год назад.
— Нара, любимая моя, тебя что-то беспокоит? — спрашивает он, словно прочитав мои мысли.
— С чего ты взял?
— Я чувствую. Ты становишься такая отчуждённая, словно не со мной.
Я смотрю на две белоснежные детские кроватки. Одна уже закончена, а для другой Руслан только успел скрутить стенки. Сердце больно сжимается.
Когда я узнала, что мама беременна, еще ощущала себя ребёнком и не почувствовала ничего, кроме ревности к будущему «конкуренту». Теперь, когда я стала его женой, понимаю, что добрый, любящий Руслан захочет детей. Скоро захочет. В нём столько любви и нежности, что меня и Сникерса однажды станет мало.
Он с такой кропотливостью и заботой собирает кроватки для маминых малышей, что в груди с каждым часом увеличивается предательский ком, от которого щекочет в горле, а глаза становятся влажными. Руслан всегда видит приступы отчаяния, которые продолжают накатывать, как бы я ни старалась жить в настоящем счастливом моменте и не заглядывать в будущее.
— Я боюсь, что у нас не будет детей! — выдаю я, и отвёртка выскальзывает из его рук, бьётся о спинку кроватки и с грохотом падает на пол. Сникерс подскакивает на передние лапки и заливается звонким лаем.
Привычным движением опускается на колени передо мной и кладёт руки на колени. Я не чувствую прикосновений. Не могу встать на носочки и потянуться к нему, чтоб обнять и целовать, как это было раньше. Руслан, читающий мои мысли по глазам, переносит одну руку на талию, а другой касается щеки. После аварии он старается использовать каждую возможность коснуться меня. Это своего рода терапия. Сначала я сторонилась его рук — так дико было видеть и чувствовать их на совсем ином теле, истерзанном и уродливом. Время шло, и его любовь и нежность научили принимать ласку без стыда.
— С чего ты взяла, что их не будет? — Улыбается, а в глазах тревога.
— Как можно забеременеть и выносить ребёнка, если ничего не чувствуешь ниже пояса?
— Это временно, любимая! К тому же, ты начинаешь что-то чувствовать. Почему тебя вдруг стало это беспокоить? Мы даже не обсуждали это никогда.
— Раньше мы просто встречались, и я думала, что взрослая замужняя жизнь начнётся нескоро.
— Так не надо воспринимать нашу новую жизнь как взрослую и серьёзную. Мы всё те же молодые и беззаботные ребята, которые мазали друг друга зелёной краской при официальном знакомстве.
— Руслан, я не хочу, чтоб ты был несчастлив! — Плачу, обнимая его.
— Я всегда буду счастлив с тобой. Сейчас мы поставим тебя на ноги, а через пару лет подумаем о детях. И точно всё получится! Как же иначе, если мы так любим друг друга?
— Ты моё спасение! — улыбаюсь сквозь слёзы.
— А ты моё!
Улыбается, пристально глядя мне в глаза. В комнате так светло, что темно-карие глаза кажутся медовыми и такими тёплыми, что способны согреть весь мир.
Руслан садится на ковёр и укладывает голову мне на колени. Я медленно протаскиваю кончики пальцев сквозь коротко стриженные волосы.
— Хочешь, расскажу тебе кое-что?
— Давай!
— Это довольно странная новость. Обещаешь, что не расстроишься?
— Операция откладывается?
— Нет, не переживай! — спохватывается он и переходит к делу: — Просто мне папа звонил.
— Ты продолжаешь с ним общаться? — не выдерживаю я, услышав о мерзком Вадюше, который всех нас — маминых детей — считает бракованными.
— Нара, — включает учительский тон, — общаюсь, но не как с близким человеком. К тому же, я надеялся, что он одумается. Но, кажется,
