насытиться.
И я только начал.
Я никогда не получу от нее достаточно. Не через эти недели. Не за всю жизнь.
Мы лежали в постели голые, измученные и временно насытившиеся. Катя прижималась щекой к моей груди и пристально вглядывалась в лицо.
— У тебя было много женщин? — вдруг спросила она.
Я не ответил. Ее веки становились все тяжелее, а моргания — все медленнее, я понимал, что она засыпает, убаюканная ритмом моего сердца.
Я потянулся и выключил свет.
— Ты моя первая.
— Ты… врешь…
Но это было правдой. Я не допускал такого уровня близости ни с кем.
Мягкий ритм ее дыхания подсказал мне, что она спит и уже не ждет ответов.
Тепло ее тела рядом с моим убаюкивало. Я расслабился, еще сильнее прижимая ее к себе. И сказал скорее для себя, чем ей.
— Ты моя первая.
И моя последняя.
Я проснулся уже утром от бодрого зимнего холода, проникающего в дом.
Поцеловал ее в губы, вызвав недовольное ворчание пригревшейся Кати.
Но она быстро раскусила вкус. Теплый нежный рот скользит по моему, отчего мне становилось все труднее сдерживаться.
Катя отстранилась, вдохнула.
Я снова прижался к ее рту и двинул бедрами. Она мгновенно проснулась. Обхватила меня ногами, как будто я был ее спасательным кругом.
Я хотел стать тем, от кого она будет зависеть. Все внутри меня требовало, чтобы я обеспечил ее, начиная от бегства из предначертанного ей родителями будущего, и заканчивая всей ее жизнью.
С правильной мотивацией я мог быть упорным сукиным сыном. И Катя отлично мотивировала.
Катя будет моей студенткой еще пять месяцев, и я использую их, чтобы обеспечить ей другое будущее.
Сделаю ее свободной и счастливой.
После наших утренних взрывных оргазмов, мы приняли душ, позавтракали и целовались, как будто это был наш первый раз. Я заставил ее натянули одежду и выйти на прогулку.
Заснеженные ели и сосны сверкали алмазами в солнечном свете.
Я повел Катю по главной тропе к моему любимому месту.
Она стояла на обрыве, глядя на ледяную реку внизу. Холодный воздух порозовел ее щеки и заморозил дыхание.
— Как классно!
— Я знаю место получше.
Катя оглянулась еще раз, обернулась ко мне и посерьезнела.
— Нам надо поговорить.
Она теребила шнурок на перчатках, размышляя и оттягивая начало.
— То, что мы с тобой вместе, как-то влияет на твое будущее?
Я неуверенно кивнул. Неуверенно не потому что сомневался, а потому что не знал, стоит ли делиться с ней планами.
— Спроси о том, что тебя беспокоит на самом деле.
Я подошел к упавшему дереву и счистил снег с участка, чтобы сесть на него. Затем я поднял ее, заставив от неожиданности вскрикнуть. Она обхватила меня ногами, и я оседлал огромный ствол. Она села передо мной, лицом к лицу, ее бедра прижаты к мои, руки лежат на плечах.
И так намного лучше.
— Я не знаю, что было в твоем прошлом, — ее взгляд встретился с моим. — Но я вижу, что оно продолжает преследовать тебя. Ты как будто постоянно перестраховываешься.
Я кивнул, у меня чаще забилось сердце.
— Ты можешь не рассказывать мне, — Катя невесело рассмеялась. — Но я поняла, что если бы не твое прошлое, ты взял бы меня гораздо раньше... Ты когда-нибудь любил?
— Нет. Никогда.
Она застенчиво, но при этом самодовольно ухмыльнулась.
— Хорошо. Но ты никогда не был моногамным?
— Я всегда был эгоистом. У меня не было любви с женщинами, но был секс и боль. Чужая боль.
— А теперь? Ты можешь без боли? — в ее голосе послышалось скрытое напряжение.
Я наклонился и прижался лбом к ее лбу.
— Я бы очень хотел избавиться от этого, но... Когда я беру тебя, я думаю о шлепках, удушье и диком трахе, — я смотрел за выражением ее глаз, чтобы уловить страх, но ее глаза заблестели в предвкушении. — Я люблю играть в сексе, но никогда не переступлю черту, как это было раньше.
— Ну тогда… Я не против, — лукаво улыбнулась Катя.
Мы какое-то время посидели в молчании, жадно целуясь, обещая по возвращении поиграть друг с другом. Я мог бы показать ей кое-что уже сейчас. Но сначала…
— Не хочу, чтобы между нами были секреты, — проговорил я, удерживая Катю за подбородок. — Моей последней партнершей была Анна. У нее был порок сердца, но я не знал об этом. Она не рассказывала.
— Что случилось? — Катя сняла перчатки и обхватила мои запястья.
— Я душил ее во время секса. Она умерла, когда я сжимал ее горло.
И трахал ее своим грязным членом.
— Ох, нет, — ее черты исказились. — Боже мой, я не могу представить, что ты в это время чувствовал.
Я ненавидел жалость в ее голосе, в ее прикосновении, в ее глазах.
— Меня не волновала та женщина. Это был быстрый доступный секс. Не надо жалеть меня!
— Я не жалею, — Катя убрала руку. — Но очень сочувствую тебе. Последствия этой ужасной ночи ты таскал с собой девять лет. Трагедия, в которой нет твоей вины. Ты не знал о ее обстоятельствах. Она подставила тебя. Но… Тебя ведь не обвинили? Я не нашла такой информации в интернете.
— Ты собирала про меня сплетни в интернете? — усмехнулся я. — Нет, уголовных обвинений не последовало. Я расплатился с ее семьей. Их удовлетворила компенсация не только за мою вину, но и за молчание. Никто не смог выкопать этот секрет.
— Неудивительно, что ты все бросил и уехал, — пробормотала Катя. — Но это окончательно испортило твой характер.
— Что? — возмутился я.
— Ты скрывал боль целых девять лет! Наказывал студентов как себя. Или вместо себя? Я думаю, ты должен отпустить это.
Я мог бы жить с ней. С этой девчонкой, которая с такой легкостью проникает сквозь мои барьеры.
Черт, мы были вместе четыре с лишним месяца. Это же огромное количество часов, которые мы проводили каждый день — подшучивали, флиртовали, спорили, целовались. Супружеские пары не часто бывают так близки, как мы.
И у нас уже есть отношения. Время только укрепило нашу связь.
У нас сложились романтические отношения задолго до того, как я добрался до нее и трахнул.
А теперь Катя узнала
