все мои тайны. Она единственная знает обо мне все. Я раскрылся перед ней, а она не бежала.
Во всяком случае, пока не сбежала.
Она задумчиво молчала. Ее взгляд перескакивал с глаз на мои руки на ее коленях и обратно.
— Давай вернемся?
Мы пошли обратно в тишине. Я наблюдал за ней, надеясь, что ей не нужны недели на то, чтобы переварить информацию.
Когда мы подошли к хижине, я повел ее к двери, но Катя уперлась и остановилась.
— Я немного прогуляюсь вокруг дома, а ты пока затопи камин. — Взгляд, который она бросила на меня, не был приглашением присоединиться к ней.
Если бы я был чувствительным, неуверенным в себе человеком, хрен бы я ее отпустил. Но ей нужно было поглотить мое отвратительное прошлое, принять его или отвергнуть. И я дал ей время.
Я подтащил Катю к себе и прижал, наслаждаясь ее близостью и растерянностью.
— Я приготовлю ужин, — я прижал к ее рту, целуя, пока она не растаяла. Затем отпустил ее, шепнув на ухо. — Не флиртуй со зверьем, это может плохо кончиться. Я альфач!
Катя хихикнула, а я направился в дом, на кухню, отварил клешни крабов и приготови овощи на гриле. Занялся заправкой. На приготовление по онлайн-рецепту у меня ушёл час.
Пока я нарезал кукурузный хлеб, я наблюдал за ней. В тридцати футах от дома она сидела на камне у ручья и задумчиво смотрела на перекатывающуюся по камням воду.
Только когда стемнело, Катя поднялась и пошла ко мне.
Я услышал звуки отброшенного пальто, ботинок, а через секунду почувствовал, что она стоит за моей спино.
— Я смогу принять все, если ты сам простишь себя. Ты прощаешь себя, Игорь?
Я никогда не задавал себе этот вопрос и замер, размышляя над ответом.
— Да. Я хочу жить дальше без старого чувства вины.
Она медленно кивнула, заставила сесть на табурет и, оседлав мои бедра, обвила руками шею, окутывая меня своим пьянящим ароматом.
— Я не боюсь тебя. Хочу быть с тобой и твоей.
Член сразу стал твердым. Чертовски жестким под ее милой маленькой задницей.
Я хотел ее. Мне нужно было погрузиться в нее и заставить кончать на моем члене снова и снова.
— Но если ты когда-нибудь обидишь меня, я достану тебя и отомщу.
— Не сомневаюсь, Снежина. Ты мертвого достанешь.
— Ммм… Как вкусно пахнет!
— Ужин подождет.
Я наклонился к ее губам и провел языком по ним. Отнес ее в спальню, охваченный возбуждением и желанием обладать ей здесь и сейчас.
Когда я уложил Катю на постель, внутри все содрогнулось от нестерпимого желания взять все, обладать ей полностью.
Но я заставил себя не торопиться.
В течение следующего часа я запоминал ее. Она была потрясающая, красивая. Я отчаянно нуждался в ее любви.
Я почувствовал ее третий оргазм, как будто он был моим собственным. Я почувствовал, как она взорвалась на моем языке. По собственной коже побежали мурашки.
Я мог бы делать это всю ночь, вырывая из нее крики, питаясь самым сладким, самым совершенным нектаром. Без участия члена. Но он требовал своего пиршества на ее теле.
Мы задохнулись вместе. Я раскачивался, подминая ее тело, приспосабливая под себя, вбиваясь так глубоко, как только она могла принять! И она принимала идеально.
До Кати я редко целовался. Мне никогда это не нравилось. Но сейчас поцелуй стал выражением близости. С ее языком, входящим и выходящим из моего рта, я подходил к обрыву еще быстрее, без дополнительной стимуляции.
Но одного раза оказалось недостаточным. Я хотел еще. Больше. Дольше.
Я перекатил Катю спиной к себе, поставил на колени и прижался головкой к ее мокрой щелке.
— Бо-о-оже… — простонала она, задирая попку, чтобы мне было удобнее.
Лихорадочно целуя, я дразнил ее смазанными движениями члена. А затем толкнулся, погружаясь на всю длину ствола в ее жадный жар.
Время остановилось. Никто из нас не дышал. Пораженный до шока от ощущений, я замер, смакуя восхитительное чувство не обладания, а принадлежности… Отстраняясь и возвращаясь, я входил глубоко в нее снова и снова, устанавливая жесткий ритм.
Катя была такой узкой, что я наполнял ее до отказа.
Она дышала, рвала простынь, хныкала, но тут же поддавалась назад, прижимаясь к моим бедрам, требуя больше.
Если бы я сдерживался, то не смог бы полностью обладать ею. Принадлежать ей.
Я двигался все глубже, ударялся резче, быстрее. Мое тело никогда не было настолько живым.
Стремительный оргазм охватил ее, опережая мой.
— Что ты делаешь со мной? — застонала она, когда я продолжил входить в нее. — Как же хорошо.
Я осторожно погрузил палец в ее анус, раскрывая для себя обе дырочки полностью.
— Я чувствую себя таким пресытившейся и довольной, но все равно хочу большего. Ты мой наркотик, Шереметьев. Пугающе, правда?
Я хохотнул, довольный, что Катя наконец-то постигло мое состояние от нее!
Кончив, я захотел другую, узкую дырочку. Она все еще была девственна. И это было так запретно и грязно, что я бредил от одной только мысли об этом.
Мне нужно было все. Каждый нерв в моем теле требовал обладать ею всей.
Прижав губы к ее горлу, я прикусил кожу. Она выгнулась. Я выскользнул из нее киски, убрал палец из ануса, и приставил к нему головку члена. Он был крупноват для нее, я понимал. Но Катя непонимающе толкнулась, требуя продолжения.
Я осторожно погрузил головку только наполовину в ее девственную дырочку в плавном толчке.
Ее рот открылся в беззвучном крике. Она уперлась локтями мне в ребра.
Затем ее задница сомкнулась вокруг меня, сжимая так сильно, что теперь вскрикнул я.
— Не туда! Черт, Игорь! Ты перепутал! Не туда!
— У тебя все отверстий созданы для любви, — сказал я, прижимая ее к груди и обхватывая бедра своими, углубляя член в ее задницу. — Дыши.
— Я не могу, гребаный засранец!
— Твой засранец. И черт побери, ты идеально принимаешь меня во все свои сладкие дырочки.
— Выйди из меня! Боже мой… Я не смогу…
— Расслабься. Доверься мне.
Я удержал ее, не давая отпрянуть от меня, но и не покидая ее сам.
— Почему ты не предупредил меня? Я хочу знать о твоих играх заранее.
— Некоторые игры нельзя предвосхищать. Я подготовил тебя, и ты расслабилась. Повтори это. Представь, что там
