полголовы выше своих сверстниц. Выходит, она не только лицом и упрямством в меня пошла. Внутренности окатывает кипятком. Нино неуклюже подпрыгивает и кружится, подняв над головой ручки. И, клянусь, моё сердце подпрыгивает строго в такт, будто привязанное к одной из них…
Наконец, музыка стихает. Дети нестройно, кто во что горазд, заканчивают номер. Нино замирает в картинной позе с полной превосходства улыбкой на губах. Я встаю, тихонько посмеиваясь. Совершенно определённо моя девочка знает себе цену. Женьке удалось это в ней воспитать. Что для неё было наверняка очень важно, учитывая собственный не очень-то радостный опыт. Я оборачиваюсь через плечо, чтобы взглянуть на дочь ещё хоть раз. Я не могу… и не знаю, смогу ли хоть когда-нибудь на неё насмотреться. Отвлёкшись, чудом не налетаю в дверях на какого-то мужика. Обхожу его по инерции. Бурчу какие-то извинения. И не сразу ловлю себя на том, что уже где-то его видел. Ах, да. Это Женькин водитель… Чувство лёгкой тревоги рождается на подкорке и практически в тот же миг тонет в более насущных заботах.
Дел столько, что кругом голова. Напряжение зашкаливает. Виной всему моё желание как можно скорее со всем покончить. Конечно, месть сладка. Вряд ли я будут спокойно спать, зная, что те, кто меня подставил, спокойно живут и здравствуют. Другое дело, что я совершенно точно не хочу класть на алтарь вендетты всю свою жизнь. Теперь я знаю, что счастливым это меня не сделает. Мое счастье вообще в другом… Поэтому я тороплюсь. Поэтому меняю изначальные планы. И, слава богу, есть люди, которые мне в этом помогают. Воскресенского младшего уже допросили. А по мере того, как начнут всплывать остальные заботливо собранные доказательства его вины, ситуация будет только набирать обороты. Мне обещали, что Макса арестуют через пару недель. Ну а там уж недалеко и до свержения Воскресенского. Мне везёт, я выхожу аккурат тогда, когда напряжение между двумя башнями во власти достигает своего пика. Собственно, Воскресенский потому меня и вытаскивает, что ему для усилений позиций нужны толковые грамотные люди. Он только не в курсе, что мне прекрасно известно, благодаря кому я попал на зону. И это главная его ошибка. У моих союзников не только длинные руки, но и еще огромная воля к решительным действиям. Осталось совсем немного подождать. Но где же взять на это силы? Моих хватает ровно на неделю.
«В том же месте в восемь. Придёшь?»
Женька бросает на меня короткий взгляд, накрывает записку стопкой документов и незаметно для чужих глаз кивает. Я успеваю заметить, как розовеют её щёки, прежде чем выхожу. Напряжение последних дней невыносимо. Мои нервы натянуты до предела, чувства обострены. Я не нахожу себе места, как учуявшая кровь акула. Мне нужно отвлечься, чтобы не наломать дров, бросившись в атаку фальстартом. В это мире существует лишь один человек, способный меня отвлечь… Один человек, любовь к которому может заткнуть пасть моей сорвавшейся с цепи ненависти.
– Привет.
– Привет. – Женька шагает через порог и, вскинув бровь, шутливо интересуется: – Обыски будут?
– Нет, – целую её. – Нет… Нет, господи.
Я никому, так как ей, не верю. Я даже себе не верю так, как ей.
– Что-то случилось? – как всегда тонко чувствует моё настроение Воскресенская.
– Нет. Просто я… – слова какого-то хрена застревают в горле. И я вдруг понимаю, что признаться в чём-то себе всё же гораздо сложнее, чем вслух. – Я соскучился. Сними это чёртов пиджак…
– На улице холодно.
Да, я успел это оценить, целуя её озябшие щёки, но здесь-то тепло, а у меня слишком сильно дрожат руки и раздеть её самому нет никакой возможности.
– А Нина с кем? Это ничего, что ты ушла? – тащу вверх свитерок.
– Нет, – прерывисто выдыхает Женька. – Её Дорошев заберёт с танцев. Я договорилась… Ой, что ты делаешь? Больно ведь!
– Ч-черт. Извини. – Я не рассчитал силу, наматывая на кулак её волосы. – Мне не очень нравится, что он крутится возле моей дочери.
– Эй… – Женька широко распахивает глаза. – Ты чего?
Угу. Чего-то… зверь во мне просыпается. Собственник. И понимаю ведь, что неправильно это всё. И что мне его никогда не отблагодарить за всё, что он сделал. Но всё равно эмоции глушат разум. Они мои… Она. Моя. В сторону летит Женькин свитерок. Смыкаю зубы на соске поверх лифчика. Жадно шарю руками по телу. Мало, мне так дьявольски мало! Я бы, если б мог, ей под кожу пробрался… Глядишь, так бы попустило.
– Ничего. Не бери в голову. Ты такая красивая…
Женька откидывает голову и, не скрывая своего довольства, смеётся.
– Оно вот-вот случится, да?
– Не понимаю, о чём ты, – подталкиваю её к кровати.
– А я до сих пор не знаю, что брать.
– Что брать? – переспрашиваю, окончательно осипнув, и поворачиваю Женьку к себе спиной. Расстегиваю застежку на лифчике. Зачем только натянула? В поддержке то, что есть, не нуждается, а мне – морока… Ну да ладно. Я всё равно безошибочно нахожу соски и синхронно зажимаю их между пальцами. Женька всхлипывает и мартовской кошкой гнёт спину. Её маленькая попка с силой прижимается к моему стояку.
– Не знаю… – хнычет она. – Смотря куда мы с тобой поедем.
Я дёргаю вниз язычок молнии на её брюках. Те падают к её ногам. От всего происходящего веет совсем уж артхаусной эротикой. И картинка настолько меня поглощает, что аудиоряд как будто бы отстаёт. Её слова доходят не сразу. Ч-чёрт. Она же в самом деле не в курсе моих планов. И, несмотря на это, всё равно готова последовать за мной, куда ни позову. В глазах темнеет. Нужно, наверное, объясниться. Сказать, что нам не нужно никуда убегать. Что всё может быть как было… Мне дали в кои веки гарантии. Но как-то вдруг становится не до слов.
Подталкиваю Женьку к кровати. Забираюсь сверху, накрывая своим огромным телом её – маленькое и хрупкое. Этот контраст уже не в первый раз сводит меня с ума. Наши пропорции во всём несопоставимы. Во всём, кроме силы духа. И масштаба личности. Тут я ей, боюсь, даже уступить.
Ох, как же меня кроет… Веду дрожащими
