— Ну знаешь, такие наклеечки, которые будут на моих сосках.
Он снова смеется.
— О, ну да. Тогда, все отлично.
Я опускаю голову. Мне практически хочется, чтобы он кричал. С этим было бы легче иметь дело, чем с этой спокойной, саркастической яростью.
— Итан…
— Нет, ты права, Кэсси», — говорит он и вскидывает руками. — Это пустяк. Моя девушка будет топлесс перед тысячью людьми, но единственный человек, у которого будет хороший обзор на ее сиськи – парень, который, скорее всего, дрочил на ее снимки с первого дня встречи. Пустяк. Мне абсолютно не о чем беспокоиться.
— Да, не о чем. Ну увидит он мои сиськи, и что? В вашей с ним совместной сцене, ты тоже был без рубашки. Черт, да он даже целует тебя в грудь.
— Ты как будто ревнуешь.
— Я ревную. Я не выношу видеть, как ты делаешь подобные вещи с другим человеком. Даже Коннором. Но я понимаю, что это ничего не значит.
— Это потому что мы с Коннором ненавидим друг друга! А то, что он пялится на тебя – совершенно другое. Ты не ненавидишь его, и он уж точно не ненавидит тебя.
Я сажусь рядом с ним. Я не знаю, что сказать, чтобы сгладить ситуацию.
Он вздыхает и потирает лицо.
— Могу я хотя бы взглянуть на сценарий?
Я даю ему сценарий и наблюдаю за выражением его лица, пока он пробегается по содержанию. Я знаю, что там есть вещи, которые ему не понравятся, но предупрежден – значит вооружен, верно?
Он доходит примерно до половины сценария, когда его хмурость достигает эпических пропорций.
Он указывает на пояснения в сценарии: Марла снимает свою блузку и лифчик. Кристиан рисует ее, глядя на нее с очевидной страстью. «Чем больше я на нее смотрел, тем красивее она становилась. Чем больше я напоминал себе, что она замужем, тем меньше это имело значения. Она была больше, чем просто моей моделью. Она была моей музой». Он подходит к ней. Она никак не реагирует, когда он прикасается к ее телу. «Чем дольше я рисовал ее, тем более реалистичными становились мои фантазии. Каждое движение моей кисти вызывало покалывание в моих пальцах, словно они ласкали ее». Он пробегается вверх вдоль ее бока и затем заключает в ладони ее грудь.
Итан качает головой и делает глубокий вдох прежде чем проложить:
«Конечно же, Марла в моих фантазиях хотела меня столь же сильно. Она тоже делала со мной кое-что». Она встает. «Кое-что чудесное». Она расстегивает на нем рубашку и начинает ласкать его грудь. «Кое-что, что реальная Марла никогда бы не сделала». Она встает перед ним на колени. Свет меркнет, когда она принимается расстегивать его брюки и начинает орально доставлять ему удовольствие. «Если бы только она делала эти чудесные вещи… Предала бы своего мужа. Позволила бы мне любить ее. Я бы мог дать ей так много. Мир красоты, удовольствия и великого искусства. Все. Все!». Свет резко вспыхивает, когда его настигает оргазм, затем все вновь меркнет».
Он закрывает сценарий и опускает голову.
— Да чтоб меня!
Он больше не зол. Он просто… смирившийся.
Я так сильно хочу успокоить его, но я знаю, что будь эта ситуация противоположной, то ни у кого бы не было достаточно слов, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше. Вместо этого я целую его щеки, брови, лоб и затем губы. Он притягивает меня к себе на колени и обнимает, и когда наши груди соприкасаются, я чувствую его чрезмерно быстрое сердцебиение, источающее страх.
— Хочешь, я скажу Эрике, что не могу все это делать? — спрашиваю я, поглаживая его волосы.
— Нет, сценарий отличный. Это прекрасная роль для тебя, как и офигенная роль для Коннора, поэтому выбор Эрики и пал на эту пьесу. Я просто… ненавижу представлять, как он прикасается к тебе. Боже, когда я буду наблюдать за тем, как ты делаешь ему минет, я наверно умру».
Он откидывается и закрывает глаза. Когда я прикасаюсь к его лицу, оно горит. Мне видно, что он пытается подавить свои эмоции, но это не то, что так уж и легко сделать.
— Хотелось бы мне, чтобы Эрика выбрала тебя, а не Коннора.
Он открывает глаза и пробегается кончиками пальцев по моим губам.
— Мне тоже.
В ту ночь, когда мы занимаемся любовью, он другой. Более жесткий. Словно жестким сексом он пытается выбить меня с Коннором из своих мыслей. Когда все заканчивается, он ничего не говорит. Просто обнимает меня.
Следующим утром, он кажется уже более спокойным относительно всего этого, но от меня не ускользает тревожный взгляд в его глазах. Он выглядит как человек, предвидевший ужасную трагедию и не знающий, как остановить ее.
Я делаю прерывистый вздох.
— Кэсси? — голос доктор Кейт спокойный.
— Это естественно, что эти воспоминания вызывают у тебя эмоции. В этом и цель эти сеансов. Выявить триггеры твоей злости и пытаться противостоять им. Выплеснуть эмоции наружу, чтобы мы умели управляться с ними – это часть процесса.
— Я просто не понимаю, как он мог разрушить наши отношения дважды. В первый раз, я почти простила его, но второй раз? Зачем он вообще снова пытался, если знал, что не сможет справиться?
Она сочувствующе мне кивает.
— Даже самые лучшие побуждения могут быть запятнаны болезненными последствиями. Ты когда-нибудь слышала термин «травма покинутого».
Я качаю головой.
— У разных людей это проявляется по-разному, но обычно это носит саморазрушительный характер. Это очень беспокоит тех, кто страдает от этого, потому что они распознают модели страха, злости и самосаботажа, но чувствуют себя бессильными, чтобы изменить их. Звучит знакомо?
Я киваю.
— Да. — И не только по отношению к Итану. Я годами жила с этим чувством.
— Некоторые пытаются заняться самолечением и прибегают к помощи наркотиков, секса, еды, шоппинга или азартных игр.
Было время, Итан часто выпивал. Я же забывалась в бессмысленном сексе.
Доктор Кейт подается слегка вперед.
— Люди в подобных кругах думают, что, если они изменят свои внешние реакции, их внутренние процессы последуют за ними.
— Это словно носить маску, — говорю я тихо.
— Да. Точно, словно носить маску.
Я стискиваю челюсть, пытаясь справиться с нарастающими эмоциями.
— Итан провалил нашу аттестацию по работе с масками. Ему пришлось сдавать дополнительный зачет, чтобы компенсировать это.
Доктор Кейт замолкает.
— А насколько хорошо ему удалось скрывать эмоции при тебе?
— Когда я только начала работать с Коннором, Итан пытался быть спокойным насчет этого. На самом деле, мне кажется, я была в большем напряжении, чем он.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что… — Теребя свои ногти, я отвечаю практически шепотом. — Я не хотела давать ему повода снова порвать со мной.
Я не смотрю на доктора Кейт, но чувствую ее пристальный взгляд на мне.
— Кэсси, в твоем поведении нет ничего такого, чего можно стыдиться. Ты боялась, что тебе снова причинят боль. Очевидно, Итан был не единственный, у кого был синдром покинутого. Ты сейчас здесь, потому что до сих пор страдаешь от этого.
Я киваю. В то время, я не имела понятия, в чем была причина моей эмоциональной биполярности. Я лишь знала, что меня тянуло в такое множество разных направлений, что я и вовсе боялась просто двинуться с места.
Я должна быть уверенной в себе, когда снимаю с себя блузку, но я не чувствую этого. Еще меньше уверенности я чувствую, когда снимаю с себя лифчик. Мои соски покрыты наклейками в тон моей кожи, но они никак не помогают мне чувствовать себя менее обнаженной. По сценарию я должна смотреть Коннору в глаза, но я не могу. Это же Коннор. Мой друг – Коннор. Мой друг, который сейчас стоит передо мной, пристально глядя на мою грудь и очень часто дыша.
— Следи за своей осанкой, Кэсси, — говорит Эрика. — Ты – натурщица. Ты привыкла, что тебя видят полуобнаженной.
