Я перевожу внимание на детей, которые до этого момента оставались совершенно безразличными к происходящему.
— Это кто? — с любопытством глядя на Тару, спрашивает Кэмдин.
Я пытаюсь отыскать у нее на лице хоть какое-то воспоминание. Я часто задавался вопросом, помнит ли ее Кэмдин. Когда Тара ушла, ей был всего год, и знаете, я испытываю облегчение, потому что она не помнит.
— Она не от Санты, — говорит ей Сев, протянув руку к проходящему мимо коту.
Тара смотрит на девочек, а потом на Кейси.
— Я не могу поверить, что ты сюда приехала. Я тебя увольняю, а ты отыскиваешь моего мужа? Это жалко.
Во мне закипает раздражение.
— Кто-нибудь объясните, что, бл*дь, тут происходит! — кричу я.
Оба моих ребенка выпрямляются, понимая, что я не шучу. Сев роняет кота, и даже он убегает, услышав тон моего голоса.
— Кейси была моей помощницей, — не моргнув глазом, говорит Тара. — До тех пор, пока я ее не уволила.
Что? Я не ослышался?
Я смотрю на Кейси, которая держит Сев, глядя на меня извиняющимися глазами.
— Все было не так, — сглатывает Кейси и хмуро смотрит на Тару. — Я уволилась.
Я не свожу с нее глаз, даже после слетевших с ее губ слов. Я концентрирую внимание у нее на губах, а затем возвращаюсь к ее глазам.
— Кейси, — ошеломленно шепчу я, ожидая, что она заберет свои слова назад, но этого не происходит.
Она знала Тару? Знала ее… и меня? Неужели она действительно приехала сюда из-за Тары?
— Неважно, — Тара вскидывает руку, у нее на пальце в лучах заходящего вдали солнца поблескивает бриллиант. — Ты не справлялась со соей чертовой работой. Что ты вообще здесь делаешь?
Кэмдин берет меня за руку.
— Она сказала плохое слово.
— Знаю, — я смотрю на Кейси. — Можешь отвести их в дом?
Она кивает, оценивая мою реакцию. Я ничего не говорю. Злюсь ли я? Да, черт возьми, но не на Кейси. Я, естественно, хочу получить ответы, но больше меня бесит то, что Тара здесь.
К глазам Кейси подступают слезы, но она берет девочек за руки.
— Как насчет горячего шоколада?
Они обе кивают.
— Ты читаешь наши мысли, — говорит Кэмдин, следуя за ней.
— На этот раз побольше зефирок, — говорит ей Сев, затаскивая в дом кота.
Тара задерживает взгляд на доме. Когда за девочками закрывается дверь, она закатывает глаза.
— Поверить не могу, что она сюда приехала. Я никогда ее об этом не просила, — вздыхает Тара так, будто оскорблена. — Это так для нее типично. Видимо, она узнала твой адрес из бумаг, которые я заставляла ее отправлять тебе обратно.
Ах, да. Вот та заносчивая стерва, которую я помню.
— Хватит нести чушь, — со стоном произношу я, проведя руками по лицу. — Что ты здесь делаешь?
— Хочу, чтобы ты подписал бумаги.
— Ты не могла отправить их по почте? Ты не можешь заявляться сюда прямо перед Рождеством и сбивать их с толку.
— Открою тебе тайну, придурок, — глаза Тары превращаются в узкие щелочки, готовые отрезать мне член. — Ты отправлял их обратно. Уже пять раз. Все бы уже давно закончилось, если бы ты их подписал.
— Я их не подписал, потому что ты не хотела их исправлять, — замечаю я, устав от подобных споров. — Они у тебя?
Я раздраженно указываю на висящую у нее на руке дизайнерскую сумку.
— Я их сейчас подпишу, чтобы ты, наконец, убралась с моей земли и из моей жизни.
Судя по тому, как Тара постоянно закатывает глаза, ей не нравится, как мерзко я себя веду.
— А ты все такой же пафосный, как я помню.
— А ты все такая же стервозная, — продолжаю я, надеясь, что это ее заденет.
Открыв сумку, Тара достает из нее пачку бумаг и ручку.
— Подпиши их, и я уеду.
Вырывав у нее из рук бумаги и ручку, я злобно смотрю на Тару.
— С радостью.
В данный момент я сделаю все что угодно, лишь бы выкинуть ее из своей жизни. Ну, почти все.
— Они подросли, — замечает Тара, жестом указав на дом.
Покачав головой, я бросаю на нее предупреждающий взгляд.
— Не надо.
Тара медленно моргает, прикидываясь дурочкой.
— Чего не надо?
— Вести себя так, будто тебе не все равно.
Просмотрев бумаги, я замечаю, чего не хватает. Того, чего и всегда. Вот причина, по которой я долгие годы отсылаю ей их обратно.
Я возвращаю бумаги Таре, так сильно сжав челюсти, что в ушах и в затылке отдается резкая боль.
— Что теперь?
— То же, что и всегда, — огрызаюсь я, бросив к ее ногам ручку. — Полная опека или ничего. Не понимаю, в чем, бл*дь, проблема. Ты их бросила. В документах это должно было стоять первым пунктом. Они тебе не нужны. Единственное, почему ты продолжаешь предлагать совместную опеку, это чтобы мне насолить.
В ее глазах печаль. Вот уж не думал и не ожидал, что она на такое способна.
— Нет, не поэтому, — шепчет Тара, опуская глаза на гравий у нас под ногами, на единственное расчищенное от снега место.
Мой пульс бьется в ушах. Стук. Стук. Стук.
— Что тогда? Не похоже, что они тебе нужны.
Она не реагирует. Никаких слов. Никакого отрицания.
И тут меня осеняет, как в тот раз, когда в десять лет меня лягнула в живот лошадь Моргана. Все эти люди, на которых Тара пытается произвести впечатление, не знают, что у нее есть дети. Если кто-то узнает, что у нее есть дети, включая парня, с которым она помолвлена, то Тара уже не будет выглядеть добившейся успеха девушкой из маленького городка. Все будет выглядеть так, будто она бросила свою семью. Это правда, но эта история не сработает, как лабуда о техасской королеве красоты, которую она им втюхала. Так почему ей понадобилась совместная опека?
Я смотрю на нее, понимая, как сильно похожа на нее Кэмдин. Вздохнув, я спрашиваю то, чего, вероятно, не хочу знать.
— Если ты не хотела, чтобы кто-то узнал, что у тебя есть дети, почему просто не передала мне полную опеку, когда я попросил об этом в первый раз?
Не думаю, что Тара решится ответить на мой вопрос, но, к удивлению, она отвечает.
— Потому что я думала, что, если у меня будет совместная опека, я смогу видеться с тобой.
Впервые в ее словах звучит грусть.
Мне хочется схватить ее за горло и вбить в нее хотя бы немного родительских чувств.
— Значит, девочки тут ни при чем, — резюмирую я, чувствуя, как на меня волнами накатывает гнев.
Тара кивает.
Я даже не могу точно описать, сколько ненависти я к ней испытываю. Мне тяжело дышать.
— Они заслуживают кого-то получше, чем ты, — рычу я, качая головой. — Исправь эти чертовы документы, и я их подпишу.
По тому, как Тара на меня смотрит, по блеснувшей у нее в глазах ревности, когда она заметила в моей руке руку Кейси, мне ясно, что эта девушка не любит человека, подарившего ей это обручальное кольцо. По крайней мере, не совсем. В глубине души она все еще влюблена в меня. И хотя я хочу ее ненавидеть, какая-то часть моего сердца волнуется о ней как о матери моих девочек.
Я прислоняюсь к каменной колонне и делаю медленный, ровный вдох.
— Они хоть что-нибудь для тебя значат?
Ее взгляд падает на кольцо.
— Что за вопрос, Бэррон?
Вот и ответ. Я знал этот ответ. Я его ждал, но все равно чертовски больно от того, что созданную нами жизнь оказалось так легко заменить. Но это Тара. Не думаю, что она способна любить кого-то, кроме себя.
— А я? — спрашиваю я, потому что мне интересно, какова была моя роль во всем этом. Парень, который нужен был ей для того, чтобы приятно провести время?
Она закатывает глаза, будто это глупый вопрос.
— Конечно, значишь.
Я не упускаю, что в ответе она употребила настоящее время. В этот момент я понимаю, какой Тара дерьмовый человек. Меня она любить может, а девочек нет? Очевидно, что им лучше вообще о ней не знать.
Тара снова переводит взгляд на дом.
— Можно мне их увидеть?
— Нет! Черт побери, — кричу я.
В этот момент я окончательно выхожу из себя и бью кулаком в стену дома. Я тут же об этом жалею, потому что уверен, что сломал себе руку, но боль — ничто по сравнению с пульсирующим во мне гневом. Тара вскрикивает от испуга и отпрыгивает назад. Я подхожу к ней, так близко, что она чувствует на своем лице мое дыхание, но я ее не касаюсь.
