выскочила на пустую трассу и бесстрашно замахала руками.
Выяснилось, что большегруз действительно едет в противоположную сторону. Но сердобольный дальнобойщик пригласил нас в машину и даже в одноразовые стаканчики чай из термоса разлил. Мы с Пашей накинулись на напитки, будто провели в диком лесу месяц, а не одну ночь.
– Значит, ограбили? – охал водитель, с сожалением поглядывая на нас. – Дорожные бандюганы! А я гоню всю ночь, даже не торможу. И много украли?
– Мне экран разбили на телефоне, – пригубив еще сладкого чая, поспешила сообщить я.
– Тачка пропала, – устало подал голос Паша.
Ах да! Мы до сих пор не знали, где брошена колымага Долгих, ведь перед тем, как нас из нее насильно вытащили, мы и сами петляли по лесу.
– Вы не дадите карту? – попросил Паша. – Я вырос в этих местах, но сейчас, не спавши сутки, честное слово, не пойму, где мы конкретно находимся.
Дальнобойщик закивал и протянул Долгих дорожный атлас.
– Что там? – заглянула я в карту.
– Мы вот здесь, – указал пальцем Пашка. Я только присвистнула. – А нам надо сюда… Разрешите позвонить?
Мужчина тут же протянул свой телефон.
– Звони сразу ментам, – со знанием дела посоветовал он, – тачку быстро разыщут.
Мы с Пашей только переглянулись: было бы все так просто…
– Нас сначала кто отсюда забрал бы, – покачал головой Долгих.
С минуту он сидел с задумчивым видом. Мы с дальнобойщиком с пониманием помалкивали, чтобы не спугнуть Пашкину мыслишку…
– Прости, но на память приходит только один номер телефона, – виновато проговорил Долгих.
Я нахмурилась.
– Ты ведь хочешь отсюда выбраться? – спросил Пашка, уже набирая номер.
– Валяй! Звони! – вздохнула я.
Сердечно поблагодарив водителя, мы с Пашей выбрались из фуры. Большегруз чихнул, поднял облако коричневой пыли с обочины и с грохотом удалился. Мы с Пашей дошли до фонарного столба, на котором еще не потухла лампочка, и уселись прямо на землю.
– Платье можно выбрасывать, – грустно проговорила я, разглядывая порванный подол и свои грязные ноги. – Мать, поди, все больницы обзвонила.
– Полинезия, тебе двадцать лет, ты ушла на всю ночь на вечеринку…
– И морги тоже, – вздохнула я. Долгих будто мою маму не знает.
Завидев издалека красную спортивную машину, Пашка вскочил на ноги. Я нехотя тоже поднялась. Отряхнула платье, которое уже больше походило на половую тряпку… с блесточками. Машина резко затормозила рядом с нами. Водитель выскочил из автомобиля и осмотрел нас с ног до головы.
– Первое правило Буравчика: не бросать друзей на произвол судьбы! – завопил Герман. Вид у него был заспанный. Светлые волосы торчали во все стороны. – Мать моя женщина, что с вами?
Мы с Долгих молчали. В двух словах не объяснишь.
– Вы ведь были на вечеринке у этих мажориков Шацких? – спросил Буравин.
Мы закивали.
– Улька, стерва злопамятная, меня не позвала. Дуется… А вы, я смотрю, нехило погудели, – заключил Герман. – Между собой подрались, что ли? Вас будто кто-то пожевал и выплюнул. Как вы в этой стороне оказались?
Буравин засыпал нас вопросами. Мы с Пашей, игнорируя возгласы Германа, молча направились к машине. Я, свернувшись калачиком, расположилась на заднем сиденье. Глаза слипались.
– Ты лучше пристегнись, – сев за руль и выглянув из-за водительского кресла, посоветовал мне Буравчик. – Я на своей спортивной ласточке несусь по серпантину, как ветер.
Я приняла обычное сидячее положение и вяло потянула на себя ремень безопасности.
– Выглядишь неважно, карапуз, – доверительно сообщил мне Буравин, – слегка помято.
– Веришь, – вполне искренне начала я, – но я очень рада тебя видеть.
Буравин заулыбался:
– Значит, ты больше на меня не дуешься, сладкая конфета?
– Зови меня хоть мясной котлетой, – великодушно отозвалась я, – только к маме домой отвези.
– Понял вас, мэм! – весело отозвался Герман. А затем пихнул локтем уже задремавшего Пашку: – А ты че расселся, как барин? Тоже пристегивайся! Я несусь по серпантину…
– …Как ветер! – вразнобой продолжили мы с Долгих.
– Слышали уже! – со смехом добавила я.
По пути Герман пытал, что же с нами произошло. Мы все-таки рассказали, что нас, по всей видимости с кем-то спутав, похитили. А разобравшись, в чем дело, хорошенько припугнули и отпустили восвояси. С кем именно спутали, само собой, не сказали.
– Зная, что ты не умеешь держать язык за зубами… – начал Паша.
– …Еще и приукрасить можешь, – встряла я, намекая на ту некрасивую ситуацию, что произошла между мной и Буравиным.
– Друзья мои, я все осознал! – закричал Герман. – Когда вопрос касается жизни и смерти…
Прозвучало высокопарно, но это действительно так. Только сейчас я поняла, что мы с Пашкой могли погибнуть от рук каких-то отморозков. Волосы встали дыбом, и опять захотелось плакать.
– У Буравчика новое правило – не болтать лишнего? – все-таки решил уточнить Паша.
– Определенно, – закивал Буравин. – Что за фигня вообще творится в наших краях? Я такого беспредела не припомню… Значит, заявлять не будете?
– Пока не хотелось бы, – честно сказала я, – страшно.
– Тачку бы отыскать, – вздохнул Паша.
Буравчик с задумчивым видом пялился на дорогу, изредка косясь на Пашку, а потом предложил:
– Давай, Пабло, отоспишься, и я тебя подброшу к тому месту, откуда вас из тачки вытянули.
– Еще бы найти то место, – озадаченно проговорил Долгих.
– Я найду! – убежденно проговорила я, подавшись вперед к парням. – Возьмите меня с собой.
Оставаться одной после всего не хотелось. Особенно учитывая, что те головорезы следили за мной и моим домом. Конечно, поначалу нужно с мамой объясниться. Хотя, скорее всего, пока мы доедем до нашего города, родители уйдут на работу.
– Герман, дай маме сообщение напишу, что жива и здорова. Просто гуляла всю ночь, и телефон разрядился.
Обычно все неприятные вопросы я решаю с мамой через эсэмэски. С ней проще выговориться в письме. Никто не кричит, не впадает в истерику, не перебивает…
Мама прислала ответ спустя пару минут:
«Дома серьезно поговорим!»
Ой, чую, вечером будет весело.
