вверх дном перевернула. Думаешь, так легко и просто все происходит? Увидела лакомый кусок, втерлась в доверие и уже деньги чужие считаешь?
О Господи, о чем он вообще? Какие деньги…
Растерянно покачала головой.
— Послушайте… — меня перебила увесистая пощечина по лицу тяжелой рукой.
Не ожидав такого удара, я вскрикнула, дернувшись от боли и внезапности, взглянула на него исподлобья. Замолчала.
Потому что поняла, что бессмысленно. У него в голове такое дерьмо сидит, которое никакими оправданиями и даже искренней правдой не вытравить. Он сейчас похож на безумца.
— У меня, блядь, договоренность есть с уважаемой семьей! — рыкнул он. — А я узнаю, что вертихвостка сраная из офиса уже у него дома живет! Ты кто такая вообще? Кто?!
— Вы совершаете ошибку… Непоправимую ошибку… Ярослав не простит вас… — сил на то, чтобы сражаться с ними голословно, не было. Мой голос отчаянно дрожит, во рту противный металлический вкус крови.
Он хохочет во все горло, красивые и ровные черты лица искажаются в зверином оскале. Даже не верится, что Ярослав на него похож. Он не может быть похожим на этого монстра.
— Я исправляю ошибку. Ты — это ошибка, которую я сам же совершил, приняв тебя на работу.
Запоздало думаю о своей сестре, которая побежала жаловаться этому сумасшедшему, обозленная на меня за все на свете. Даже боли в груди нет, только глухая пустота. Нет Алине места больше в моем сердце как близкому и любимому человеку. Это просто кровные узы, будто в насмешку навязанные, которые ничем не разорвать. Только забыть. Отпустить к чертовой матери.
Не знаю, что со мной будет. Что решит этот ненормальный псих, у которого стратегические планы на собственного ребенка. Ярослав для него — всего лишь деньги, которые он хочет удачно вложить и получить еще больше.
— Я бы тебе деньги предложил, да вижу, что не возьмешь. Я уже понял что ты из себя представляешь. Гордая и честная. Может и неплохая ты, кто ж спорит. Да только не по Сеньке шапка, есть такая поговорка. Где ты и где мой сын. Да меня засмеют, когда узнают что сын в секретаршу дешевую из Мухосранска втюрился. Думаешь так легко посмею фамилию Корсаков трепать по всем углам? Ты представляешь вообще куда влезла?
— Чего вы хотите? — с трудом выдавливаю из себя.
Мне неприятно даже дышать с ним одним воздухом, но в напряженной атмосфере все сильнее веет опасностью, а я не хочу… Черт, я вообще не хочу здесь быть!
— Хочу чтобы ты сгинула подальше. И получила хороший урок, — холодные глаза озвучили приговор.
Он кивнул стоявшим у входа мужчинам, и те приблизились. А у меня все похолодело в груди, едва я увидела их омерзительные взгляды.
— Помять ее сначала хорошенько, — отдал кошмарный приказ, отходя в сторону и закуривая сигарету.
Я с ужасом смотрела на своих палачей. Тот, который хотел “присунуть” довольно вышел вперед, словно забирая первенство в… Нет… Нет, только не это!
— Не надо! — закричала во весь голос, чувствуя бегущий вдоль позвоночника мороз. Ладони, наоборот, вспотели от липкого страха. — Пожалуйста! Игорь Викторович! Я прошу вас! Не надо!
Усмехнувшись, он только затянулся поглубже, усаживаясь на стуле, словно перед сценой, на которой вот-вот начнется спектакль.
— Остановитесь! — мой крик потонул в чужой лапище, влажной и неприятной.
Косматый зажал мне рот ладонью, пока кто-то из них отвязывал меня от стула. Едва веревка оказалась у моих ног, как меня, брыкающуюся, но все равно обездвиженную подтащили к столу и грубо швырнули на него, раздвигая ноги.
Исступленно зарычав в мясистую ладонь, я выгнулась дугой, отпихивая коленями этих уродов, но силы были неравны. Что могла я, против четырех здоровенных мужиков.
Изловчившись, я смогла только укусить руку, под которой уже начала задыхаться. Косматый заорал и ударил меня по губам. Боль мгновенно обожгла рот, он наполнился слюной и снова кровью.
А потом начался какой-то кошмар.
От боли и предстоящего ужаса я обреченно завыла, чувствуя, как множество рук лапают меня везде. Как звери раздирают одежду, колготки, задирают на пояс юбку. В эти мгновения захотелось умереть. Лишь бы не чувствовать, как меня насилуют четверо мужиков. Ведь в ЕГО глаза я не смогу больше взглянуть. Просто не смогу. Этот урод на это рассчитывал?
Тискают голую грудь, выкручивают до боли соски, издеваются. Их главный снял с меня кружевное белье, стянул по ногам вниз. Почувствовала, как его ладонь накрыла лобок и закрыла глаза, чтобы не видеть их противные лица.
Из моих глаз беззвучно лились литры слез, но я лежала там обездвиженная и падающая в самую глубокую темную бездну. И нет оттуда выхода. Только тьма, в которой мне предстоит жить. Чувство гадливости затопило с головой.
— Да полегче ты, грудь, что ли, женскую не видел?
— Просто телка высший класс. Мне такие и не снились.
Слышу голоса над собой, различаю отдельные буквы и слова, которые складываются в их диалог. Но как будто перестаю понимать их смысл.
— Ну чего ты медлишь? Будешь трахать или нет? Не хочешь, другим дай.
— Заткнись или сейчас в зубы получишь. Приказ был помять.
— Ой, да какая там разница?
Среди мешанины безликих звуков узнаю голос отца Ярослава.
— Хватит. Отошли от нее.
Руки мгновенно отлипли от моего тела, отпустили руки. Свернувшись калачиком, я лежала и подрагивала, сквозь влагу на ресницах наблюдая за тем, как он ко мне подходит.
— Испугалась? — спрашивает с издевкой. — Ладно, мы же не зверье какое. Закончим все мирно. Надеюсь, урок ты усвоила? Потому что если я увижу тебя с ним еще раз, то больше пощады не жди. Тебя вагон моих ребят отымеет по полной программе, места живого не оставят. Закопаю как сдохшую собаку в ближайшей канаве. А Ярик погорюет, да позабудет. Я могу это сделать, поверь мне.
Я верила. Хоть и не пришла еще толком в себя, медленно осознавая, что, можно сказать, все обошлось и меня не изнасиловали.
Но сразу поверила, что этот человек может все.
— Вали отсюда, если не хочешь, чтобы я передумал. Я сегодня добрый, — он противно хохотнул.
Дрожа словно лист на ветру, я опустилась со стола и сдернула юбку вниз. От блузки ничего не осталось, а ветровку я не смогла найти. Оставаться под прицелами этих глаз было невыносимо, и я пошла прочь. На дрожащих ногах поковыляла к выходу, обхватив себя руками.
Волосы спутались и упали на лицо, слезы продолжали течь, не останавливаясь, а я брела к выходу, не чувствуя холода под босыми ногами.
Там вдалеке расползается дымкой красивый сиреневый закат, но