Сложно описать спектр эмоций, одолевших Рому в эти мгновения, пока брат, тут же заметивший его, двинулся навстречу, придерживая небольшую спортивную сумку, перекинутую через плечо.
Гордость. Радость. Сожаление. Боль.
И горькое осознание, что это всё не пройдет даром.
Они коротко обнялись, Руслан отстранился первым и взглянул ему в глаза:
— Отвезешь меня домой?
Рома кивнул. Его изумили изменения, произошедшие с парнем. Которого уже не было. Вместо него вернулся зрелый мужчина, в глубине взгляда которого отражалась сталь.
По пути они перекинулись лишь несколькими техническими фразами, ибо оба понимали, что сегодня, да и в ближайшее время полноценного разговора не состоится…
Спустя пару часов Разумовскому позвонила взволнованная Ева, для которой возвращение Руслана было сюрпризом. Об этом никто не знал по его же просьбе. Девушка была ошарашена и обескуражена, в том числе и поведением любимого человека, предложила собраться вечером, чтобы как-то его порадовать. И просила совета, как сделать всё правильно. Мужчина согласился и честно признался, что и сам пока не знает, что правильно в таких случаях…
Да, они устроили маленькое сборище из друзей и самых близких, и Руслан даже вел себя вполне дружелюбно — улыбался, сдержанно отвечал на вопросы… Но улыбка его была деревянной, а глаза — пустыми.
Рома смотрел на него и винил себя. Чувствовал, что подвел брата, не уследил, недодал чего-то. Не оправдал возложенной на него ответственности. Это всё по умолчанию. Никто и никогда ничего не требовал, но сам мужчина считал себя в ответе за младшего. Связь их не была столь яркой, как у Элизы и Евы, но он бесконечно любил и ценил Руслана.
Пожалуй, только сейчас, глядя, как жена старается поддержать свою сестру — жестом, участливым взглядом, помощью в обслуживании гостей, Разумовский осознал истину когда-то сказанных ею слов. Любовь между родными братьями и сестрами — это нечто автономное, феноменальное. Она действительно выше любви родителя к ребенку или ребенка к родителю. К той базе, что тебе дали мама с папой, ты приобщаешь и свои знания и опыт, добытый эмпирическим путем, а начинается этот путь с отношения к родному брату или сестре. По-настоящему.
В свое время Рома был бесконечно счастлив, что у него появился младший брат, неокрепшее детское сознание ликовало от мысли, что уж теперь-то все подобреют, и холод среди взрослых растает. Но, увы, всё стало только хуже. Бабушка будто установила четкое разделение, разбив семью на два лагеря, и старшего внука закономерно завербовала в свой состав. В дальнейшем у него просто не было шансов во всей мере проявлять чувства ни к маме, ни к Руслану…
— Ты будешь? — из размышлений его вывел голос Элизы.
Рома вскинул голову и только сейчас заметил, что она стоит перед ним с подносом в руках. Мужчина взял чашку кофе и проводил удаляющуюся женскую фигуру. Она поочередно угощала напитком всех желающих, пока Лилит раскладывала сладости на убранном после ужина столе.
В доме царила добродушная атмосфера, парни переговаривались между собой, племянница кочевала из объятий в объятия, радуя присутствующих непонятным милым лепетом. Но одного взгляда на Руслана хватало, чтобы весь позитивный настрой схлынул тут же. Все пытались и его вовлечь в обсуждения, но тот отделывался односложными фразами. А Рома продолжал следить за ним исподтишка, ощущая, как внутри разрастается тревога. Это бессилие душило. Как бы ни понимал, что нужно время, внутренности сковывало от беспомощности…
— Ты молодец, Роман Аристархович, — проваливаясь в сон, прошептала ему Элиза, когда они улеглись, и он прижал её спиной к своей груди. Так хотя бы немного удавалось обезвредить девушку, и она не пускалась во все тяжкие в бессознательности. — Я рада, что его освободили досрочно. Хороший сюрприз.
Разумовский не ответил. Сюрприз-то хороший, но дело в целом — дрянь.
Этой ночью он так и не смог уснуть. Слушал мерное дыхание жены, непроизвольно уткнувшись подбородком ей в макушку и перебирая гладкие волосы. Прикидывал, что можно будет сделать, если вдруг Руслан не захочет заниматься фотографированием. А такое вполне вероятно. На госслужбу его обратно не примут. К себе звать — бессмысленно, это вообще не та область, в которой брату может быть интересно.
Складывалось впечатление, что Рома натыкается на стены. Любая дорога ведет в тупик, и это — катастрофа для человека, привыкшего к эффективным решениям проблем. Неудивительно, что весь последующий день он был в мыслях о Руслане, позволив себе позвонить тому лишь раз, чтобы не навязывать свое опекунское отношение. Также сообщил отцу и бабушке, что его выпустили. Вторая отреагировала весьма нейтрально, что предсказуемо, а папа долго молчал, после чего скупо выдал, что очень рад. Отличная дружная семья.
Вернувшись домой, мужчина застал тишину. Непривычную для столь позднего часа. Элиза обычно никуда не ходит в это время. И встречает его в коридоре, тут же расправляясь с галстуками, которые так ненавидит.
С каким-то странным неприятным чувством пустоты он направился в спальню и, услышав шум в гардеробной, вздохнул с облегчением. Заглянув в смежное помещение, стал наблюдать за тем, как девушка сосредоточенно раскладывает одежду, не замечая его. Её длинные волосы блестели в лучах яркого искусственного света ещё влажные после душа. Девичья фигура проворно порхала от одной полки к другой, что-то переставляя или дополняя.
Разумовский залюбовался. Бившая из неё энергия завораживала. Она являлась неким сгустком бешеного темперамента, рвущегося наружу стихийным бедствием. Не фильтровала слов практически никогда. Сила её — в эмоциях. Всегда живых и неподдельных. В этом они с ней — поистине разные полюса. И тем не мене…у них получилось сойтись, взаимодействовать и даже наслаждаться ситуацией…
— Ой, — Элиза заметила его и изумленно вскинула брови. — Я не слышала, как ты пришел.
Девушка тут же бросила свое занятие и кинулась прямиком к крепкому узлу, развязывая галстук.
— Ты голоден?
— Нет, я успел поесть. А что за перестановка у тебя?
— Я забрала все свои вещи из квартиры Руслана и Евы. Вряд ли у меня получится там теперь часто оставаться. Пусть налаживают контакт. Если понадобится моя помощь — поеду, конечно, но настаивать сама не стану.
— Значит, отныне ты в моем полном распоряжении? — поддел он, позволяя ей перейти к пуговицам.
Она стрельнула в него игривым предостерегающим взглядом из-под опущенных ресниц:
— Мне не нравится Ваша формулировка, Роман Аристархович.
— А вложенный в неё смысл? — опустил ладони ей на поясницу и придвинул ближе.
Элиза резко оттолкнула его, улыбаясь с вызовом. Даже не позволила себя поцеловать. Мол, не забывайся. Он улыбнулся в ответ и покачал головой, отправившись в ванную. А когда вернулся, застыл на пороге. Девушка, успевшая высушить волосы, стояла у окна и задумчиво расчесывала их медленными гипнотизирующими движениями от корней до кончиков. Рома впал в транс, наблюдая за ней. Пряди вспыхивали мириадами ярких отсветов. И если раньше ему казалось, что в них вплетена сама ночь, сейчас складывалось впечатление, что в этой ночи затерялись тысячи светлячков.
Она наверняка и понятия не имела, какой эффект на него произвела эта монотонная возня. Рома впервые застал её за данной процедурой. Внутри проснулось нечто древнее, утробно урчащее от удовольствия. Было во всем этом что-то по-настоящему правильное, исконное, первобытное. Наверное, это свойственно пещерным людям. И для современного человека должно быть сродни рудименту… Но, черт возьми, эти длинные черные волосы не оставляли его равнодушным.
Никогда.
Элиза подошла к тумбочке и взяла стакан. Звякнули кубики льда. И звук вывел мужчину из гипноза.
Порождая безумную идею.
Девушка отпила несколько глотков и отложила воду. Затем обернулась и замерла на мгновение. Наверное, увидев дикий блеск в его глазах. Но не испугалась. Разве она из пугливых? Лишь выгнула бровь и отправилась в гардеробную, чтобы оставить там расческу. А Рома — следом.
