потом девочку, а потом рожай, кого хочешь.
С меня слетают лосины, следом лишаюсь трусов. Я, голая и воинственная, седлаю бёдра Кирилла, а между моих ног – твёрдый и большой орган, изнывающий без меня.
– Он тебя хочет слишком сильно, – хрипит Кирилл, толкается бёдрами, а я обхватываю член у основания, смелая и раскованная.
Сейчас, когда разум затуманен, так просто отдаться порыву и делать всё, что не мерещилось даже в самых сладких и разнузданных фантазиях.
Смотрю прямо в глаза Кирилла, порочно губы облизываю, а он матерится сквозь сжатые зубы и со всей силы насаживает меня, фиксирует, а рука пролезает между нашими телами, медленно и нежно ласкает возбуждённую припухшую плоть.
– Сладкая девочка, – тихонько рычит и, надавив на заветную точку, задаёт ритм.
Вверх-вниз, мощно и жадно, а я теряю контроль, вскрикиваю всякий раз, когда умелые пальцы находят самую верную точку, каждый раз разную. И плевать, где он всему этому научился. Главное – это удовольствие только для меня.
Внизу живота большой огненный шар, который взрывается как-то вдруг, и острое горячее удовольствие накрывает меня с головой. Меня уносит куда-то, засасывает в водоворот ощущений, раскалённых и острых, ранящих и сладких. Я падаю на покрытую испариной грудь Кирилла, а он кончает прямо в меня, заливая своей кипящей страстью, омывая.
Никакой защиты, никакой осторожности. Только чистая страсть и ощущение, что вот именно это между нами – правильно. Это навсегда.
Кирилл.
– Да ты гонишь, – Захар давится сигаретным дымом, кашляет до слёз из глаз, и мне приходится хорошенько стукнуть его по спине, чтобы отпустило.
Мы сидим в больничном дворике, я всё ещё чувствую себя куском дерьма, тело болит так, что порой хочется на потолок залезть и там бегать, но спустя две недели интенсивного лечения мир уже не кажется таким отвратительным.
Мне хочется жить, а это самое главное.
– Старший, признайся, что ты шутишь, – пытает меня Захар, не желающий смириться с реальностью.
Захар пытается убедить самого себя, что я его развожу. Ему страшно от мысли, что оставлю его, уеду куда-то, заживу спокойно без всего этого дерьма, что преследует меня в последнее время.
– Я похож на юмориста?
– Но я не понимаю… как это всё бросить и уехать? Нет, я поговорю с врачом, тебе делают какие-то неправильные уколы.
Вот всё в моём брате хорошо, кроме его метушливости. А ещё тарахтит, словно из пулемёта стреляет, голова сейчас взорвётся.
– Да прекрати ты бурлить, – выносит меня. – Я дико устал, а ещё у меня всё болит, так что не пенься, а то у твоего старшего крышку сорвёт к хренам.
Захар резко замолкает, даже рот не сразу закрывает и смотри на меня, как на сумасшедшего.
– Я сейчас, – резко вскакивает на ноги, убегает в сторону больничного входа.
– Игорь, тут есть психиатрическое отделение? – спрашиваю у СБшника, а он смеётся.
– Что, боишься, Захар Олегович за подмогой в лице бравых санитаров поскакал?
– С него станется.
Игорь присаживается рядом, протягивает пластиковый контейнер с обеденной дозой таблеток и бутылку с водой.
– Ты же моя фея, – хрипло смеюсь, закидываюсь препаратами, от которых уже тошнит, но иначе никак. Если я хочу выбраться отсюда на своих ногах, надо потерпеть.
– Ты изменился, – замечает Игорь, скидывая маску блюстителя безопасности, бесстрастного СБшника. Сейчас он – просто мой друг. Наверное, единственный.
– Это хорошо или плохо?
– Не знаю, – честно отвечает и пожимает плечами. – Но я тебя таким ответственным никогда не видел. Ещё год назад ты бы не лечился, сбежал из больницы и никого не спрашивал.
Он прав. Я, наверное, действительно изменился.
– Многое меняется, друг мой. Почему бы и мне хотя бы не попытаться?
– Это всё из-за неё?
Мне не нужно объяснять, не надо называть имя. Я прекрасно понимаю, кого Игорь имеет в виду, потому просто киваю. Да, только благодаря Тине я впервые сумел посмотреть на свою жизнь со стороны. Смог увидеть того, кем стал. Вспомнить, что таким становиться не хотел.
Был ли у меня в жизни выбор? Наверняка, но я не стал ничего выбирать. Просто принял всё, что оставил мне отец, будто данность. И меня всё устраивало, пока… пока вдруг не захотелось обычного такого, человеческого, счастья.
Я хочу хотя бы попробовать.
Хочу оказаться где-то очень далеко и попробовать жить без рисков снова получить кровавую баню на ровном месте. Устал, честно. Очень устал каждый раз ждать, быть на стрёме, держать себя в узде. Жить хочу.
– Игорь, я в двадцать один стал во главе всего, мне пришлось выгрызать себе авторитет, не задумываясь о способах. Двадцать один…
Наверное, я впервые понимаю, каким молодым тогда был – раньше как-то не приходилось задумываться, просто грёб вперёд, не видя ничего вокруг, только цель впереди.
– Неужели уже пятнадцать лет прошло? – Игорь удивляется этой очевидной мысли и смотрит куда-то в небо. – Так долго…
– Не жалеешь, что почти всю жизнь угрохал на Раевских? – протягиваю руку, дружески треплю Игоря за плечо.
– Нет, – в голосе ни капли сомнения. – Это было классное время. Твой отец подобрал меня, совсем пропащего, человеком сделал. Я ни о чём не жалею. Вот только… Кирилл, когда ты всё-таки уедешь, что мне делать?
Впервые вижу Игоря таким растерянным.
– Хочешь, тоже уезжай. Или открой охранное агентство, я тебе бабок дам, ещё сверху останется. Эдакая прощальная премия.
– Богатый тёлок охранять? – кривит губы в усмешке.
– С Захаром оставайся, – накидываю варианты. – Холдинг же никуда не денется, служба безопасности останется. Что ты? Совсем расклеился, мой бравый воин.
Возвращается Зарар. Вопреки ожиданиям, он не тащит за собой психиатрическую бригаду, а несёт в картонной подставке три стакана кофе с логотипом модной кофейни, которая примостилась рядом с клиникой.
– В свой я плеснул коньяк, – объявляет Захар и усаживается рядом со мной. – А вам нельзя!
– Вот ты видишь, почему я не хочу с ним оставаться? – зловеще шелестит Игорь. – Чистое дитё.
– Эй, я бы попросил! – хмурит брови Захар. – Мне уже двадцать семь! Старший не даст соврать, со своей работой я справляюсь хорошо, холдинг отлично работает, приносит прибыль, а партнёры меня уважаю.
И это правда.
Я обнимаю Захара за шею, прижимаю к себе, наплевав на боль, и говорю, что буду по нему, дурачку эдакому, скучать.
– Ты точно всё решил? – Захар прихлёбывает кофе и смотрит на меня искоса.
– Да, Младший, всё решил. Попытаюсь стать обычным человеком, детишек наштампую, научусь делать рогатки и плести косички…
– У меня ощущение, что я тебя хороню, – тихо-тихо говорит Захар и отворачивается.
– Глупости
