за что ты не любишь Рената?
Господи, он всю дорогу о нем думал, что ли? Сашка раздраженно швыряет куриные крылья в воду.
– Не важно, Всеволод Алексеевич. Личное. Характерами не сошлись.
– Вы с ним? А где вы пересекались?
– Да везде! Поклонники в первую очередь видят директора, директор всегда между артистом и простыми смертными. Не пущает, охраняет. Я с ним постоянно сталкивалась, с первого концерта, на котором побывала. И он меня с первой встречи люто невзлюбил, уж не знаю, за что.
– Он предлагал тебе что-то… кхм… неприличное?
Сашка бросает на Туманова внимательный взгляд. То есть Всеволод Алексеевич был в курсе всего, что творилось в его коллективе. Иначе бы не спросил. Ну, ей следовало бы догадаться. Сашка берет морковку и оглядывает шкафчики в поисках терки. Есть у Зарины такие простые приспособления или нужно комбайн доставать?
– Нет, Всеволод Алексеевич. Мне не предлагал. Вот только мне и не предлагал. Я же говорю, он меня с первого взгляда невзлюбил.
– Для директора поклонники – потенциально опасная категория. Никогда не знаешь, чего от них ждать, а его задача – обеспечивать комфорт и покой артиста.
– Я видела там, на Алтае, как он вам комфорт обеспечивал, – все-таки не выдерживает Сашка. – Сунет вам гормональный ингалятор в руки и катает дальше, до победного конца. Лишь бы концерты проходили, а деньги в кассу поступали, да? Где в вашем доме терка?!
Искреннее изумление в глазах. Вероятно, он даже не представляет, как выглядит то, что она ищет.
– Саш, а тебе не приходило в голову, что Ренат просто выполнял мои распоряжения? Что это я соглашался на концерты, я подписывал контракты, я составлял расписание гастролей. Я не старлетка из «Фабрики звезд», у которой нет права голоса, за которую все решает продюсер. И Ренат не продюсер, а директор. Понимаешь, в чем разница? Он был просто исполнителем моей воли.
– То есть вы себя намеренно гробили?
– Да.
Такой простой и спокойный ответ, что не остается сомнений – он говорит правду.
– И зачем?
– А что у меня еще было, кроме сцены, Саш? Домой хоть не приходи, чем сильнее становились приступы, тем хуже были отношения с Зариной. Все мои интересы, не касающиеся работы, тоже… кхм… уходили вместе со здоровьем. Что ты на меня так смотришь? Я про спорт сейчас говорю.
– Ага…
– Ах да, ты же у нас все знаешь. Ну, в таком случае ты знаешь и про Машу. Нам пришлось расстаться, когда диабет стал вносить серьезные коррективы.
Сашка сосредотачивается на морковке, которую решила просто мелко нарезать ножом. Она прекрасно знает, какие проблемы возникают у мужчин-диабетиков. Но Всеволод Алексеевич в ту ночь развеял все ее сомнения. Впрочем, опыта у нее – кот наплакал. А у него полвека практики. Мало ли, как он извернулся в прямом и переносном смысле. Сашка вообще не соображала в тот момент.
– Не все юные барышни так терпеливы, как ты, – вздыхает Туманов, догрызая последнюю яблочную дольку. – А еще есть? И морковки кусочек. Спасибо. Так вот, с Машей мы расстались, творческой работы кот наплакал. Как записывать новые песни, если голоса почти нет, а дыхалки нет в принципе? На новые программы, съемки, какие-то интересные проекты не было сил. Все, что оставалось, это катать старую, от зубов отскакивающую программу под фонограмму по всем дырам нашей родины. Не столько ради заработка, сколько ради того, чтобы хоть что-то делать. Чтобы нужным себя чувствовать, понимаешь?
Сашка кивает. Она догадывалась. Но как-то проще было переложить вину на Рената. Найти главного злодея, да так, чтобы им не оказался Всеволод Алексеевич. Директор, гребущий деньги лопатой, отлично подходил на эту роль.
– Если ваш Ренат такой хороший и ни в чем не виноватый, почему же он так резко исчез? – не выдерживает она. – Где он? Не звонит, не пишет, не появляется. Сколько лет вы вместе работали? Двадцать? Двадцать пять? Мог хотя бы интересоваться, как вы и где!
Она понимает, что зря это говорит. Только расстроит Всеволода Алексеевича. Но слишком уж много личного у нее к Ренату, трудно сдержать злость.
– Саш, мы долго вместе работали, но мы не дружили. У нас с ним было всего лишь партнерство. А теперь я не нужен ему, он не нужен мне.
– Как у вас все просто, – фыркает Сашка. – Нужен, не нужен. Ешьте.
Ставит перед ним тарелку горячего, дымящегося супа. Тарелки у Зарины специфические, с яркими аляповатыми цветами. Такое ощущение, что они родом из Советского Союза. Да нет, имитация. Больно уж тонкие для советских. Ну и вкус у дамочки. Но Всеволоду Алексеевичу все равно, он, довольный, берется за ложку.
– И все-таки у тебя к Ренату личное, – замечает он. – Надеюсь, когда-нибудь расскажешь.
– Когда-нибудь – обязательно! Ешьте уже!
* * *
– Сашенька, а у нас перекись есть?
Перекись чего, интересно? Еще больше Сашке нравится «у нас», если учесть, что он вышел из собственной ванной комнаты в центре Москвы. А вот вся фраза целиком не нравится совершенно. Сашка откладывает книгу и спешит в коридор.
– Что у вас случилось?
Судя по тому, что он держит во рту палец, он порезался. Чем, в ванной-то комнате?!
– Да ерунда. Перекись водорода мне нужна. Где-то у Зарины должна быть, она ею все на свете лечила.
– Геморрой и простуду? – фыркает Сашка. – Дайте посмотрю. Как вы умудрились?
– Ногти хотел обрезать, а щипчики не нашел. Ножницы только, острые слишком.
Ага, а глаза уже не острые совсем. И очки не спасают, больно мелкая работа.
– Ну и зачем вам перекись? Вы еще подорожник бы приложили. У меня спирт есть. Пошли.
Отводит в спальню, обрабатывает руку спиртовой салфеткой, заклеивает порез пластырем, стараясь ничем не выказать беспокойства. Ну подумаешь, поранился. Бывает. А то, что у Сашки больное воображение и хорошая память, любезно подсовывающая картинки с диабетическими гангренами из учебников, так причем тут Всеволод Алексеевич?
– И как я в таком виде на людях покажусь? – расстраивается тем временем Туманов. – Одна рука нормальная, вторая с отросшими когтями. Еще и пластырь теперь. Белый. У тебя пластыря телесного цвета не нашлось?!
– Вам на выставку, что ли?
– На съемки.
Сашка застывает. Куда?! Поднимает на него глаза. Всеволод Алексеевич абсолютно невозмутим, волнуют его сейчас только неаккуратные ногти. Других проблем у него нет.
– Я тебе не сказал? Мне утром позвонили с телевидения, Макс, мой старинный приятель. Пригласил завтра на съемку передачи про советскую эстраду. Из этих, знаешь, где за столом собираются артисты и устраиваются посиделки, с байками, песнями, сплетнями. Обещал, что
