выключаю мобильный.
Мы с Сетом выходим из машины, когда день переходит в сумерки. Осень. Темнеет раньше обычного. Но сегодня нам это на руку.
Я стараюсь не думать о том, что будет дальше, потому что никогда не бросался на кого-то специально. Каждый раз, когда я дрался, делал это лишь по двум причинам: либо за деньги, либо защищая себя. Но сейчас месть впервые вытесняет прочие чувства. Я испытываю моральный кайф, представляя, как сломаю этому ублюдку палец за пальцем. Медленно. За все, пролитые моей сестрой слезы. И никто не сможет помешать. Это чувство пугает. Но не останавливает.
Их дом выглядит точно так, как всегда, разве что не светится большая часть окон. Значит, уехали по делам, и видимо еще не вернулись. Мы с Сетом ждем какое-то время. А потом у гаража останавливается машина. Тобиас открывает дверь.
Одного взгляда достаточно, чтобы перед глазами появилась красная пелена. Мне не хватит никаких моральных сил оправдать его поступок. Пальцы сами сжимаются в кулак на рукоятке биты. Я поднимаюсь, делая шаг из скрывающей темноты.
– Рыж, стой! – хватает меня Сет за локоть, оглядываясь по сторонам. – Ты посмотри на тачку, на хату. Да у них же немерено бабла.
Самая большая ирония, что он не знает: мой дом – тот, что справа. И теперь я ясно вижу, как прав был отец, говоря, что эта семья прогнила насквозь.
– Они засунут тебя за решетку!
Пальцы Сета так крепко сжимаются на моей коже, что оставляют красные полосы.
– Плевать!
– Нет, – сильнее тянет он обратно. – Ты башкой думал, кто о сестрах позаботится? – словами будто подсекая под колени. Потому что я не могу подвести их. Тем более когда Джулс… «Боже, Джулс», – ее имя снова разжигает внутри пожар такого размаха, что пролети рядом перышко – сгорит. – Я знаю, ты хочешь отомстить этому ублюдку, – опустив наконец мою руку, шепчет Сет. – Но послушай меня, он того не стоит.
– Ты не понима…
– Загаси тачку – и дело с концом. Пусть в ремонт вбашляется.
Я замираю.
– Типа, сахар в бензобак насыпать что ли? Или тормоза резануть?
Сет трет шею, хмурясь.
– Блин, кажется, эта хрень не особо работает. Надо было Сола брать. Он в этом дерьме шарит.
– И?
– Да влей бензина между капотом и стеклом, там что-нибудь да загорится. Главное, чтоб на провода попало. Полыхать будет как факел. – Сет довольно улыбается. – Как же я ненавижу этих сраных мажоров.
И впервые за много лет я его мнение полностью разделяю. Следующие полчаса мы работаем так тихо, что не придерешься. Тобиас не поставил машину в гараж. Загнал между его стеной и стеклянной верандой дома, пряча ее как будто специально для нас в спасительной темноте.
Сет приносит из машины бутылку с бензином. Сам встает на шухер. Зная, что огнем может подпалить, я сооружаю подобие шнура, поджигаю и прячусь в кустах. Мы ударяем друг друга по ладони, глядя, как крошечный огонек, загоревшись, ползет по веревке.
– Погнали, нас здесь не было.
Сет уходит, но только я делаю шаг, понимаю, все идет не по плану.
Открывается дверь.
– Тобиас, я точно оставила ее в твоей машине, – кричит с порога девушка. В темноте не рассмотреть ее лица, но я знаю, это Анна. Она спускается по ступенькам.
Шаг.
Мое сердце останавливается.
Еще один.
Пропускает удар.
А потом происходит взрыв.
***
Ли всегда говорит, что не страх, а адреналин творит на ринге самые удивительные вещи. Но лишь впервые я вижу, как схлынув, он оставляет за собой дикий страх и неконтролируемую панику. Я не помню, как оказываюсь на заднем сидении машины Сета. Не помню, как он меня туда затащил. Не помню, как мы пересекаем границу Ржавого города. Все, что мелькает перед глазами – рваные нарезки кадров.
Крик, гарь, скрежет металла. А потом вой сирен, что проносятся мимо. Я буду слышать их адский рев еще много месяцев.
– Я не могу дышать! – хриплю я, и Сет опускает окна. Полностью, нараспашку. В салон врывается холодный ветер, но даже он не помогает. Сет считает, я просто надышался дымом, но я знаю правду. И она больше никогда не даст мне жить.
Я вламываюсь в дом, словно пьяный. Подступающие слезы жгут, в горле пересохло. Споткнувшись на пороге, кидаюсь в туалет и падаю на колени, держась за унитаз, куда меня с жутким стоном выворачивает.
– Август! – врывается следом Джулс. Ее глаза распахнуты, руки дрожат. – Что ты натворил?
Но я не осмеливаюсь даже повернуть лицо в ее сторону.
– Что ты сделал? – орет она. А потом с силой встряхнув, хватает за воротник, заставляя смотреть ей в глаза. Перед моими же все расплывается.
Сестра бьет меня по щеке. Со всей силы. Не знаю, чтобы привести в чувства или потому что зла до безумия. Эйприл, прибежав на крик, от страха замирает. Вскрикивает, когда на мою щеку опускается еще одна пощечина, а потом и вовсе забивается в угол. Но никто не обращает на нее внимания.
– Я убил ее, Джей, – шепчу, тут же закрывая трясущимися руками рот. – Я убил ее. – А потом меня начинает знобить так, что аж стучат зубы.
Джулс молчит, но в ее широко распахнутых глазах плещется такой ужас, что кажется, еще секунда и я в нем захлебнусь. Хрипло, давясь словами, я пересказываю все, что случилось. Выходит бессвязный бред, но Джулс не перебивает. Кажется, даже не дышит. Не двигается. Когда я заканчиваю, мы смотрим друг на друга. Она берет мое лицо в ладони и произносит так четко, словно я позабыл родной язык:
– Тебя там не было, ясно?
Я отчаянно трясу головой, сопротивляясь.
– Не могу, Джей.
– Можешь, – строго командует она. – Ты нужен нам. Мне нужен. Понял?
Нет. Нет.
Боже!
– Я…
Она снова бьет меня по щеке, приводя в чувство. Эйприл, обхватив себя руками, начинает тихо выть.
– Если понадобится, мы все подтвердим, что ты не выходил из дома. Я не позволю им забрать тебя.
А потом, указывая на задыхающуюся от слез сестру, командует:
– Ты ничего не слышала! Ясно?
Та испуганно кивает.
– Быстро в комнату!
И когда Эйприл убегает, прижимает меня к себе, обхватив руками мою голову. И я начинаю рыдать. Не просто одиноко ронять слезы. Это настоящая истерика.
– Все образуется, – шепчет сестра, успокаивая и гладя волосы. – Вот увидишь, все будет хорошо. – Хотя я знаю совершенно точно: в моей жизни хорошо уже не станет никогда…
Лишь на следующие сутки мы узнаем, что Анна жива, но попала в больницу. Нам так страшно, что
