мой кулак врезается ему в челюсть. Второй рукой я держу его за рубашку. А потом ударяю еще. И еще. Кожа лопается. Вены напрягаются. Но я не чувствую боли. Кто-то кричит. И это не Анна. Она больше не может кричать. Из-за меня. Нет, черт побери! Это не из-за меня. Из-за него! Красная пелена застилает глаза. Я даже не помню момент, когда меня от этого ублюдка оттаскивают. Запихивают в машину, надев наручники. Они давят на запястья слишком сильно. Когда меня привозят в участок, уже совсем темно.
– Ты здесь на всю ночь застрял, парень, – цедит в спину полицейский, заталкивая в воняющую мочой и потом камеру.
Внутри уже сидят двое. По виду обдолбанные в хлам. Я падаю на свободную лавку и закрываю глаза. Костяшки пальцев пульсируют, начиная ныть, но я радуюсь этой боли. Возможно, хотя бы она поможет заглушить ту, что внутри.
Анна
Ржавый город умывается дождем. В машине царит тишина, нарушаемая лишь редким щелканьем поворотника. Майкл за рулем молчит. Мама держит его за руку. Мы с Тобиасом смотрим каждый в свое окно. «Добро пожаловать в Ржавый город, – читаю я надпись на стене кирпичного дома. – Город, стены которого впускают не каждого». Август действительно нас не впустил. Вот только после драки мы отправились не домой, а в полицейский участок. Там у Тобиаса зафиксировали побои, а потом он написал заявление.
Все это время я просидела в машине, уставившись в одну точку, притянув колени к подбородку и обхватив их руками. Только бы не расплакаться. Я никому не сказала, что именно из-за Августа в шестнадцать лет лишилась голоса. Не знаю, почему. Возможно, потому что все еще люблю его. Как бы тяжело это ни было принять. Но теперь эта любовь заржавела. Он врал каждую секунду с того самого момента, как меня встретил. Врал, умоляя с ним разговаривать, точно зная, что именно из-за него я этого делать больше не могу.
– Это здесь? – уточняет Майкл, останавливая машину, и Тобиас кивает. – Какое убожество. Не дом, а мусорная коробка.
– Спокойнее, милый, – произносит мама. – Мы выше и обязаны их пожалеть. – А я тысячу раз жалею, что согласилась поехать. «Как ты можешь, мам? – хочется кричать мне. – Неужели забыла нашу квартиру на последнем этаже старой пятиэтажки. Квартиру, в которой от сырости чернел потолок и сыпалась штукатурка. Там, где на стенах висели ковры, хотя никто так уже не жил лет двадцать, но ведь там мы были счастливы».
Мы выходим из машины. Сложив на груди руки, я плетусь позади всех, впервые радуясь, что не могу в разговоре участвовать. Майкл стучит в дверь. На этот раз нам открывает Джули. И ее взгляд меня просто уничтожает. В пепел. Ее глаза опухли. Я хочу спросить, что произошло, но догадываюсь сама. Август. Его арестовали.
– Проходите, – спокойно произносит она, открывая дверь и впуская нас внутрь. Эйприл, прижав колени к груди, сидит на диване в гостиной. Ноэль играет рядом на полу. Я вижу, как взгляд Тобиаса задерживается на нем буквально на секунду. И в этом взгляде «все».
– Мы можем поговорить на кухне.
От напряжения, царящего в комнате, хочется кричать, потому что все выглядит настолько ненормальным, словно мы деловые партнеры, приехавшие на переговоры, а это не так. Майкл садится за стол, брезгливо проведя по нему ладонью, словно он грязный. Мама присаживается рядом. Джули напротив. Мы с Тобиасом остаемся стоять. Опираясь плечом на притолоку двери, он смотрит, как его сын собирает коробочки из-под йогурта в пирамиду.
– Я не буду ходить вокруг да около, – начинает Майкл, сложив перед собой руки. – Сегодня мы подадим запрос на установление отцовства. Потом на усыновление.
– Так будет лучше для всех вас, – ласковым голосом подпевает мама.
– Послушайте, – выставляет перед собой ладони Джулс.
Она знает, что играет в игру с неравным противником, и нет никого, кто сможет защитить ее в эту минуту. Я снова думаю об Августе.
– Он в участке, надеюсь, ты довольна, – произносит Эйприл, пока никто не слышит, и я отворачиваюсь в сторону.
Это был его выбор. Каждый несет ответственность за свой.
– Вам ведь не нужен этот ребенок, – продолжает Джулс, заметно, как тяжело дается ей каждое слово. Тобиас молча переводит на нее взгляд. – Я никогда у вас ничего не просила и никогда не попрошу. Если вы боитесь, что я стану претендовать…
– Послушай, Джули, ты, вероятно, не поняла, – прерывает Майкл. – Я не спрашиваю. Я ставлю тебя в известность. И предупреждаю, если мы не решим этот вопрос мирно, то сделаем это через суд. Как считаешь, кому органы опеки доверят маленького ребенка? Нам, уважаемой всеми в городе семье? Или тебе, матери-одиночке без нормальных условий существования? Я уже не говорю про то, что это место не выдерживает положенных государством норм. А твоя сестра… – Он наклоняет голову чуть в сторону, чтобы видеть Эйприл. – Разве ей не полагается быть в приемной семье?
Эйприл вжимает голову в плечи, но видно, как внутренне ощетинивается, словно кошка.
– Вы не можете… – уже громче говорит Джулс.
– Поэтому мы сегодня здесь, – стелет Майкл обманчиво мягко. – Чтобы договориться миром.
– Миром? Вы хотите забрать моего сына, и называете это «миром»? – Еще миг, и она сорвется. – Этого не будет никогда.
Майкл встает.
– Идем, – командует он.
И тогда вдруг подает голос Тобиас.
– Пап, стой, дайте нам поговорить, – просит он и в ответ на полный злости взгляд отца, добавляет: – Наедине.
Я крепче вцепляюсь в спинку кресла, на котором сижу, словно боясь, что меня оторвут и выставят вместе с ним за порог, но, кажется, обо мне попросту позабыли. Мама, погладив Тобиаса по плечу, выходит на улицу, Майкл, громко хлопнув дверью, исчезает следом за ней, и наступает тишина.
– Я заставлю его отказаться от обращения в опеку. Не буду делать экспертизу и тест на отцовство, – ледяным тоном произносит Тобиас.
Мне кажется, я даже дышать перестаю.
– Чего ты хочешь в ответ? – осторожно спрашивает Джули.
– Чтобы вы с Ноэлем уехали со мной. В Северную Каролину. И жили в моей квартире.
Тишина. Я даже вдохнуть боюсь.
– Постойте, а как же я? – подает голос Эйприл. – Я куда?
Не отводя глаз от Джулс, Тобиас отвечает:
– Твоя сестра может поехать с нами. Будет жить в одной комнате с Анной. Она поступила в Чапел-Хилл. И школу решила окончить там же.
Я закрываю глаза. Каждый в этой комнате знает: ни у кого из нас нет выбора. И когда открываю их вновь, Джулс тихо произносит:
– Я тебя ненавижу. –
