здорово.
Как только я раздеваюсь, он открывает дверь душа и шепчет:
— Входи.
Затем он раздевается и следует за мной. Мы стоим вместе под горячими струями, позволяя им омыть нас обоих.
Обнимая его за талию, я прижимаюсь лицом к его груди. Эмерсон достаточно высок, чтобы я могла уткнуться носом в его шею, и мне нравится, как хорошо наши тела прилегают друг к другу. Он просто достаточно мягкий, чтобы быть уютным, и достаточно сильный, чтобы быть точеным. Я серьезно не думаю, что мужские объятия когда-либо были такими манящими.
Мы стоим так некоторое время, и я сдерживаю все, что хочу сказать или спросить. Этот момент слишком хрупок, и одно слово опасения может привести к тому, что все вокруг нас рухнет.
Что будет со мной после этого?
На что будет похожа моя жизнь после Эмерсона Гранта и Клуба непристойных игроков?
Я никогда не смогла бы пойти туда без него, не так ли?
Встречаться с другим мужчиной?
Называть кого-то еще сэр?
Сейчас все это кажется таким невозможным. Более чем невозможно — непостижимо.
Когда я отстраняюсь и тянусь за мылом, он останавливает меня.
— Позволь мне.
Я наблюдаю, как он набирает в ладонь шампунь и втирает его в мои волосы, медленно и чувственно. Он моет мне волосы так, словно я самое нежное создание на свете. Как будто я значу для него все, и я закрываю глаза, чтобы отогнать боль от этой мысли.
Боже, я бы все отдала, чтобы почувствовать себя самой важной вещью в жизни Эмерсона. Быть всем его миром.
Когда он ополаскивает мои волосы, я смотрю на него снизу вверх. И, может быть, он видит покраснение в моих глазах, но он останавливается, глядя на меня сверху вниз.
И он не произносит ни слова.
Я клянусь, он чувствует то, что чувствую я, и знает, чего я на самом деле боюсь, но он не говорит мне, что все будет хорошо или что он сохранит меня навсегда. Он просто наклоняется и целует меня в губы.
Затем он проводит пальцами по моим волосам, нанося кондиционер, прежде чем намылить мочалку и нежно вытереть каждый дюйм моего тела.
— Ничего из этого не было тем, чего я ожидала, — бормочу я, когда он встает на колени и с особым вниманием проводит мочалкой вверх и вниз по моим ногам.
— А чего ты ожидала? — Спрашивает он.
— Ну, я думала, что я та, кто должна была доставлять тебе удовольствие, — говорю я, запуская пальцы в его волосы.
— Ты действительно доставляешь мне удовольствие.
Говорит он это с такой холодной уверенностью, как будто это очевидно.
Я не совсем уверена, чем доставляю ему удовольствие. Ему уже дважды пришлось наказать меня, и я больше не чувствую, что делаю для него достаточно.
— Тогда почему это ты стоишь на коленях?
Он медленно поднимает на меня взгляд, его руки все еще на моей лодыжке.
— Ты думаешь, что из-за того, что я доминант, я не могу позаботиться о тебе?
— Вроде того, — отвечаю я, пожимая плечами.
— Но я должен заботиться о тебе, Шарлотта.
Он поднимает мою ногу к себе на колени и пускает мыльные пузыри под моим сводом стопы и между пальцами ног.
— Эти отношения — это компромисс, а не улица с односторонним движением. Не говоря уже о том, что когда мы не находимся в этом режиме Дом/саба, я не хочу, чтобы ты подчинялась мне. Я хочу, чтобы ты позволила мне поклоняться тебе и…
Его голос затихает, и мое сердце бешено колотится в груди, пока я жду, когда он продолжит. Но он этого не делает. И мой разум остается блуждать и прокручивать в голове каждое слово, пытаясь понять, к чему он мог клонить.
Когда он встает, я позволяю ему смыть пену с моего тела, но когда он начинает умываться, я хватаю его за запястье.
— Ты сказал, что это улица с двусторонним движением.
И я вижу, как он начинает спорить, но останавливает себя.
Ему приходится немного наклониться, чтобы я могла намылить ему волосы, и это заставляет нас обоих смеяться.
Я медленно провожу пальцами по редким седым прядям и пытаюсь вспомнить, каково это было, когда я думала, что Эмерсон намного старше меня. Я имею в виду… он все еще намного старше, но мне так больше не кажется. Эта разница в возрасте когда-то казалась стеной между нами, но теперь ее нет.
Ополоснув его волосы, я намыливаю его тело, не торопясь, чтобы изучить изгибы и текстуру его тела. Это чувство близости захлестывает меня, когда я исследую каждый дюйм его тела, не находя ни единого места, которое бы мне не нравилось.
Широкий наклон его плеч. Клочок волос на его груди и тонкая линия, ведущая вниз по его прессу. Эта восхитительная V-образная форма его бедер и крепкие мышцы.
Это опасно. Так привыкает к своему телу, слишком привязана, на самом деле.
Люди, которые просто занимаются сексом, этого не делают. Они не смотрят на руки другого человека, его плечи и спину и не думают, что это мое.
— Я тоже должна заботиться о тебе, Эмерсон, — шепчу я, проводя мочалкой по его ногам.
Я веду себя безрассудно, но мой фильтр можно сдерживать только до такой степени. Я просто хочу, чтобы он знал, что в его игру могут играть двое. Если он думает, что забавно играть с моими эмоциями, то я тоже могу играть с его эмоциями.
И когда я падаю на колени, как он сделал это передо мной минуту назад, он гладит меня по голове. Я смотрю на него снизу вверх и вижу в нем намек на напряжение.
— Когда ты в последний раз позволял кому-то заботиться о себе? — Спрашиваю я.
Я не слепая. Я вижу, как его член твердеет прямо перед моим лицом, но пока не обращаю на это внимания.
Я все еще смотрю на него снизу вверх. Мне нужно знать, ведет ли Эмерсон себя так с каждой девушкой, с которой он встречается, или я чем-то отличаюсь от других, и звучит ли хоть капля правды в тех сладких словах, которые он мне говорит.
— Очень давно, — бормочет он, гладя меня по голове.
— Я хочу заботиться о тебе, — шепчу я, и надеюсь, он понимает, что я имею в виду нечто большее, чем просто заставить его кончить в этом душе.
Можете называть это принятием желаемого за действительное, но я знаю, что скрываю свои настоящие чувства под обещаниями секса.
Он блокирует
