Ты ведь ему нравишься. Вот он и старается.
– Ты думаешь, только поэтому? – разочарованно спросила я. Мне хотелось бы думать, что именно со мной он ведёт себя искренне. Не только потому что ему от меня что-то нужно.
– Ксюш, честно говоря, я не уверена насчёт твоего Пашки, – призналась Юля. – Он очень… как бы сказать? Спонтанный. Сегодня он хочет одно, а завтра другое. С ним нельзя быть уверенной ни в чём. Но если ты чувствуешь, что он к тебе неравнодушен, возможно, так оно и есть. Я тоже замечаю, какими глазами он на тебя смотрит, когда мы в одной компании. И дело не только в том, что он тебя хочет. В этом, явно, кроется нечто большее. С другой стороны, – добавила она, заметив, как я воодушевилась, – не хочу, чтобы ты строила себе иллюзии. Пашку Сазонова мы хорошо знаем. Вряд ли он способен измениться даже ради безумной любви.
Знаю. Всё это я и сама знаю. Юля лишь озвучила мои мысли. В отношении Пашки я сомневаюсь во всём. И то, как он уехал, даже не попрощавшись, меня сильно огорчило. Мы были близки и вдруг… Сон рассеялся.
– Ты собираешься идти в универ? – поинтересовалась Юля. – Через полчаса занятия начинаются.
– Нет. Сегодня – нет. Мне не до этого.
– Хорошо. Тогда оставляю тебя наедине с твоими мыслями и мечтами, – Юля встала, взяла рюкзак и потянулась за курткой. – Смотри, сильно не грузись. Если что, я жду тебя в универе. На третьей паре семинар. Лучше не пропускать.
Но какое мне было дело до этого семинара! Перед глазами стоял только он. И если бы меня сейчас спросили, что было вчера, до того, как мы ушли вдвоём, я бы не сумела вспомнить. Всё слилось воедино, прокатилось снежным комом по моей памяти. И ничего не осталось, кроме него. Первый мужчина… Он причинил мне боль. Это скоро пройдет, я знаю. Тело быстро заживает. Лишь бы только потом не стало ещё больнее. Он может ударить – в самое сердце.
Но как можно делать больно тому, кого любишь? Он сам это сказал, я не вытягивала из него слов. «Люблю тебя»… Как эхом раздаётся. Помнит ли он об этих словах или уже забыл? Я ничего не сказала в ответ. А он не спрашивал. Но я ведь знаю наверняка: я тоже его люблю.
Почему тогда не чувствую себя счастливой?
Павел
Очередная бессонная ночь. Очередное утро, дребезжащее в висках надтреснутым хрусталем. Я, кажется, скоро забуду, как может чувствовать себя полностью отдохнувший человек. А ведь накануне я планировал всего лишь выспаться. Как же круто может измениться твой мир, если впустить в него другого человека! Я даже не думал, что, встретив эту девушку в коридоре общежития, затем расстанусь с ней только утром после того, как мы проведём ночь в моей квартире.
В моей квартире! В моём жилище, куда я никогда не пускал никого постороннего! В квартире, где живёт моя семья. Вернее, то, что от неё осталось. Я и мать – других лиц в моей семье нет. И уж, конечно, ни одну девушку, с которой у меня были какие-либо отношения, я в свою квартиру не приводил и на ночь не оставлял. Была Милада, но она – вне обсуждения. А всё остальное…
Я не понимаю, как это могло произойти. Сначала эта прогулка, смех, веселье, когда по-детски радостно и нет никаких забот. Этот первый снег, эта первая ночь… Её первая ночь! Чёрт возьми, до самой последней минуты я сомневался! А вдруг она откажет, начнёт сопротивляться, как это было раньше? Или согласится, и затем выяснится, что всё это время она водила меня за нос; что никакая она не девственница и что все её ужимки – не более чем флирт, чтобы распалить меня ещё сильнее. Я многое успел обдумать до того, как ощутил её всем своим существом, в первый раз, по-настоящему. И сразу стало понятно: она говорила мне правду. Моя маленькая, она, действительно, делала это впервые. Совсем ничего не умеет, боится лишний раз меня коснуться, прячет глаза от смущения, когда я разглядываю её. Не знаю, что может чувствовать девушка в этот момент. Я раньше не задавался таким вопросом. Только мне почему-то стало жаль её. Я вдруг ощутил её боль как свою собственную. И понял, что просто не могу продолжать…
А потом дикая злость – на неё, на себя, на всю ситуацию и на нелепость происходящего. Я отступил от своих принципов. Много ли я с этого поимел? Даже элементарного физического удовольствия не получил. Но то, что происходило со мной при этом, словами передать невозможно. Я словно в первый раз сам себе не принадлежал.
Кажется, я имел глупость сказать ей «люблю». Откуда могли вырваться эти слова, если ничего подобного я прежде не чувствовал? По отношению к ней, разумеется. Единственная, кого я могу любить, это Милада. Мать тоже, но к ней любовь совсем другая. А Ксюша… Нет! Её любить мне совершенно не нужно.
Может, атмосфера сыграла роль. Всё воспринималось так легко и беззаботно, что я в тот момент всё, что угодно, наверное, мог сказать. Мне было хорошо рядом с ней – бросать снежки, играть, резвиться, или просто замереть и смотреть подолгу в её огромные карие глаза, окутывающие меня бархатом. Они такие мягкие, как и её душа. Ещё не успела затвердеть. Разве ей место рядом с моей?
За всю ночь я не сомкнул глаз. Рядом со мной обнажённая девушка, такая красивая, нежная и хрупкая!.. Она дрожит под моим смелым взглядом, прикрывается простыней, но это уже не имеет значения. Она сама согласилась. Значит, она этого хотела. Я был прав.
Пытаюсь отвлечься от воспоминаний этой ночи. Полина принесла мне кофе. Она видит, что я сам не свой, и думает, что это связано с тем, что я слишком серьёзно отношусь к новой работе. Не пытаюсь её разубедить. Пусть думает так, как ей удобнее. Она любит свою работу, и ей кажется, что все остальные тоже должны её любить. Увы, это не так. Но Полине не докажешь. А ещё она по-прежнему надеется на продолжение наших отношений. После нескольких часов, что мы провели у неё на квартире, мы не оставались наедине ни разу. И всякий раз, как она начинала заговаривать на эту тему, я быстро уводил разговор в другое русло. Мне ничего от неё не нужно более того, что она мне уже дала.
В разгар рабочего дня