на его стороне, а всевозможные жареные закуски — на ее. Все сложилось так удачно, что она рассмеялась.
Адам постучал указательным пальцем по напиткам.
— Посмотри на эту мерзость, — пробормотал он, приблизив губы к ее уху. Она почувствовала дуновение горячего воздуха, родное и такое приятное под включенным на полную мощность кондиционером.
Она улыбнулась.
— Да ладно.
— Отвратительно.
— Прекрасно, ты хотел сказать.
— Нет.
— Это мой новый любимый ресторан.
— Ты еще даже ничего не попробовала.
— Это будет восхитительно.
— Это будет ужасно…
Кто-то кашлянул, напоминая, что они не одни. Малькольм и Холден оба уставились на них. Малькольм — проницательно и с подозрением, Холден — с понимающей улыбкой.
— Что происходит?
Оливия слегка покраснела.
— О. Ничего особенного. У них просто есть тыквенный пенистый чай.
Малькольм сделал вид, будто его тошнит.
— Фу, Ол. Отвратительно.
— Заткнись.
— Звучит замечательно. — Холден улыбнулся и склонился к Малькольму. — Мы должны взять один на двоих.
— Прошу прощения?
Оливия попыталась не рассмеяться, увидев испуганное выражение лица Малькольма.
— Лучше не упоминать тыквенные специи при Малькольме, — нарочито громко прошептала она Холдену.
— О, нет. — Холден схватился за грудь в притворном ужасе.
— Это серьезное дело. — Малькольм уронил меню на стол. — Тыквенные специи — это перхоть сатаны, предвестник апокалипсиса, и на вкус они как задница… в плохом смысле.
Адам медленно кивнул, весьма впечатленный этой тирадой.
— В одном латте с тыквенными специями столько же сахара, сколько в пятидесяти «Скиттлс»… и там вообще нет никакой тыквы. Сам погугли.
Адам смотрел на Малькольма, и лицо его выражало нечто близкое к восхищению. Холден встретился взглядом с Оливией и сказал ей заговорщическим тоном:
— У наших парней много общего.
— Это правда. Они считают, что ненависть к целым безобидным семействам продуктов питания — это черта характера.
— Тыквенные специи не безобидны. Это радиоактивная всепоглощающая сахарная бомба, проникающая во все виды продуктов, и она единолично несет ответственность за исчезновение калифорнийского тюленя-монаха. А ты, — Малькольм ткнул пальцем в Холдена, — ходишь по тонкому льду.
— Что… почему?
— Я не могу встречаться с человеком, который не уважает мою позицию в отношении тыквенных специй.
— Честно говоря, такая позиция не то чтобы вызывает уважение… — Холден заметил разъяренный взгляд Малькольма и примирительно поднял руки. — Я и представить себе не мог, детка.
— А стоило бы.
Адам весело цокнул языком.
— Да, Холден. Стоило бы. — Он откинулся на спинку дивана, и его плечо задело плечо Оливии. Холден показал ему средний палец.
— Адам знает и уважает позицию Оливии в отношении бургеров, а они даже не… — Что бы ни хотел сказать Малькольм, ему пришлось остановить себя. — Ну, если Адам знает о бургерах, то тебе стоит знать о тыквенных специях.
— Разве примерно двенадцать секунд назад Адам не был мудаком?
— Вот это поворот, — пробормотал Адам.
Оливия потянулась ущипнуть его за бок, но он поймал ее за запястье.
— Ты злой, — произнесла она одними губами.
Он просто улыбнулся своей злобной улыбкой и немного чересчур жизнерадостно посмотрел на Холдена и Малькольма.
— Да ладно. Это нельзя сравнивать, — говорил Холден. — Оливия и Адам вместе уже несколько лет. Мы познакомились меньше недели назад.
— Они не были вместе, — поправил его Малькольм, покачав пальцем. Рука Адама все еще сжимала ее запястье. — Они начали встречаться где-то за месяц до нас.
— Нет, — настаивал Холден. — Адам был много лет в нее влюблен. Наверняка он тайно изучил ее пищевые привычки, составил семнадцать баз данных и создал алгоритмы машинного интеллекта, чтобы предсказывать ее кулинарные предпочтения…
Оливия расхохоталась.
— Вовсе нет. — Все еще улыбаясь, она отпила глоток воды. — Мы не так давно встречаемся. С начала осеннего семестра.
— Да, но познакомились вы раньше. — Холден нахмурился. — Вы двое встретились в год перед твоим поступлением, когда ты приехала на собеседование, и с тех пор он сохнет по тебе.
Оливия покачала головой и рассмеялась, повернувшись к Адаму, чтобы разделить веселье. Вот только Адам уже смотрел на нее, и, казалось, ему не было смешно. Его взгляд был… каким-то другим. Может быть, беспокойным, или извиняющимся, или покорным. Может, он запаниковал? И внезапно, без предупреждения в ресторане воцарилась тишина. Стук дождя по окнам, болтовня людей, звон приборов — все это стихло, пол накренился, слегка затрясся, а воздух из кондиционера стал немного слишком холодным. Адам уже не держал ее за запястье.
Оливия вспомнила инцидент в туалете. Горящие глаза и влажные щеки, запах реагента и чистой мужской кожи. Размытый силуэт большой темной фигуры, стоящей перед ней, его глубокий, успокаивающий голос. Паника от того, что ей всего двадцать три, она одинока и понятия не имеет, что ей делать, куда идти и какой выбор будет правильным.
«Это достаточно веская причина, чтобы пойти в аспирантуру?» — «Это лучшая причина».
Внезапно все оказалось довольно просто. Все-таки это был Адам. Оливия была права.
Но она ошибалась, когда думала, что он не помнит ее.
— Да, — сказала она. Она больше не улыбалась. Адам все еще держал ее взгляд. — Видимо, так и есть.
Глава 22
Гипотеза: когда мне дают выбор между А (солгать) и Б (сказать правду), я неизбежно выберу… Нет. Не в этот раз.
Несомненно, Холден сильно приукрашивал свои байки, поскольку много лет ходил на курсы по стендапу, но все же Оливия безудержно хохотала над его рассказами.
— И вот меня будит этот льющийся сверху водопад…
Адам закатил глаза.
— Это была одна капля.
— Я недоумеваю, почему в домике идет дождь, но потом замечаю, что идет он с верхнего яруса кровати и что Адам, которому тогда было тринадцать…
— Шесть. Мне было шесть, а тебе — семь.
— …обоссал кровать, и моча просачивается сквозь матрас на меня.
Оливия прикрыла рот рукой в безуспешной попытке скрыть, как ей весело. Точно так же она потерпела неудачу, когда Холден рассказывал о щенке далматинца, который однажды укусил Адама за задницу, и о выпускном альбоме, где Адам занял первое место в рейтинге «Доведет тебя до слез».
Во всяком случае, сейчас Адам не смущался. И выглядел куда менее расстроенным, чем получасом ранее, когда Холден сказал: «Оливия, да он по тебе сохнет!» Что объясняло… так многое.
Может быть, всё.
— Чувак. Шесть лет. — Малькольм покачал головой и вытер глаза.
— Я был болен.
— И все же. Для такого инцидента ты был чересчур взрослый.
Адам просто смотрел на своего друга, пока тот не опустил взгляд.
— Э-э-э… А может, и не такой уж взрослый, — пробормотал он.
По пути к выходу Оливия заметила, что у кассы лежат печенья с предсказаниями. Она восторженно ойкнула, запустила руку в миску и выудила четыре маленьких пластиковых свертка. Потом вручила по одному печенью Малькольму и Холдену, а третье с озорной улыбкой протянула Адаму.
— Ты их ненавидишь, правда ведь?
— Да не то чтобы ненавижу. — Он взял печенье. — Просто думаю, что на вкус они как пенопласт.
— Пищевая ценность у них, вероятно, такая же, — пробормотал Малькольм, когда они скользнули во влажную вечернюю прохладу.
Как ни странно, у них с Адамом было много общего.
Дождь уже кончился, но улица блестела в свете фонаря. Легкий ветерок шевелил листья, стряхивая с них капли на землю. Оливия вдыхала полными легкими свежий воздух, такой приятный после нескольких часов в ресторане. Она закатала рукава и случайно коснулась рукой пресса Адама. Оливия посмотрела на него с игриво-извиняющейся улыбкой, а он вспыхнул и отвел взгляд.
Холден сунул в рот кусочек печенья и, моргая, посмотрел на бумажку с предсказанием.
— «У того, кто смеется над собой, всегда есть повод для смеха». Это что, стеб? Это печенье надо
