Эйприл неисправима, и даже то, что Тобиас является отцом ее племянника и старше почти на десять лет, ее совершенно не заботит.
– У нее это пройдет. У всех у них проходит, – отвечаю я, вспоминая, что младшая из сестер О’Доннел не первая, кто запал на моего брата. – Эйприл просто ребенок.
– Если она кажется маленькой тебе, представь, какой она кажется мне.
– Ладно, Тобиас, мне пора, – похлопав его по плечу, собираюсь уйти, но не тут-то было.
– Стой. Помоги мне, – буквально умоляет он.
– Тобиас, – бросаю я взгляд на часы. – У меня занятия меньше чем через час. Я не могу опоздать в первый же день. – Учитывая еще и то, что я и так почти все время опаздываю.
– Ничего страшного не случится, подойдешь к лектору и объяснишь. Это форс-мажор практически. Он поймет. Хочешь, я поговорю?
Руки взмывают в воздух прежде, чем я успеваю ответить. Язык жестов пророс в меня сильнее, чем я могла подумать.
«Нет!» Но потом добавляю вслух:
– Я вообще не хочу, чтобы они понимали! Чтобы замечали и выделяли тоже не хочу!
И это чистая правда. Кто-то только и делает, что ищет внимания, а кто-то, как я, – мечтает всеми способами его избежать.
– Меня, знаешь ли, этот пацан тоже не особо-то любит. – Я не говорю о том, как укладывала его несколько часов, оставшись в доме Августа с ночевкой. – Так что лучше давай разбудим Эйприл.
– Ну, пожалуйста…– умоляет он, глядя на меня взглядом несчастной овцы, что ведут на заклание.
Я усаживаюсь с ним плечом к плечу прямо на пол.
– Просто он ведь мой сын, – разводит руками Тобиас. – А я, выходит, даже на руки его взять не могу, – и, приложив ладонь к лицу, выдыхает: – Вот же черт. Когда произносишь это вслух, звучит даже хуже, чем изначально кажется.
– Почему ты отказался от теста ДНК? Вдруг отец все же не ты?
Тобиас хмыкнул:
– Да ты посмотри на него. Он же на меня похож. Вылитый.
Его правда. Такой же невыносимый засранец.
– Это кажется нереальным, да? Я иногда просыпаюсь утром и не могу поверить. Даже слова «мой сын» в голове не укладываются. Но это…– и, клянусь, я впервые за последнее время вижу, как Тобиас улыбается. – Это как будто чудо какое-то.
И разве могу я после таких слов отказать в помощи?
– Ладно, – поднимаюсь я. – Давай только быстро. Где его еда?
– На столе.
В конце концов, что может быть сложного в том, чтобы накормить ребенка? Именно так думала я. Наивная.
И мы пропадаем почти на час.
Когда я вхожу в аудиторию, то стараюсь не думать о том, как нервничаю. Студенты уже заняли места, лекция началась, а я стою, и даже маркера с собой нет.
– О, вот и первые опоздавшие, – преподаватель на удивление совсем не зол. Его голос, как шерстяной свитер, что когда-то вязала бабушка. Мягкий, – отмечаю автоматически где-то на уровне подсознания. Но даже несмотря на это волнуюсь. – Ваше имя, юная леди, я закреплю вас за определенным местом. Именно на него вы будете садиться каждую лекцию.
Несколько десятков голов тут же поворачиваются в мою сторону. В этот момент кажется, будто их тысячи. Я буквально чувствую, как потеют ладони. В аудитории воцаряется тишина. Такая, что ее можно на куски резать. Хотя единственное, что я ощущаю, как любопытные взгляды режут меня.
Можно достать из сумки тетрадь, но руки дрожат. Я точно рассыплю свои вещи, и положение станет еще хуже. Или подойти к доске и написать на ней свое имя. Но я застываю, не решаясь пошевелиться даже. А потом слышу голос глубоко внутри, жаркий как солнце. Я не хочу этого. Пытаюсь заглушить его всеми возможными способами. Но с Августом этот трюк никогда не срабатывал.
«Уходи! Убирайся вон!» – мысленно приказываю я ему, но увы, не нашлось еще такого средства, что может блокировать память.
Это был один из тех дней, что мы провели вместе в Вирджинии. Я лежу на узкой кровати, Август занимает вторую половину.
– Посмотри на меня.
Я мотаю головой. «Нет».
– Аня! – я знаю, он редко называет меня так, но каждый раз, когда делает это, знает, на что давить.
– Я не стану этого делать, – шепотом кричу я. – Не хочу, чтобы кто-то в школе слышал. Они начнут смеяться.
– И пусть. Пусть смеются, – выкрикивает Август, разводя руками. – Это не самое страшное в жизни. Важна сама жизнь. Ты могла пострадать гораздо серьезнее, но спаслась. Подумай о людях, которые никогда больше не смогут ходить, видеть. Да, твой голос не такой, как у других, но он не делает тебя хуже. А ты прячешь себя ото всех.
– Ты не понимаешь! – злюсь я и поднимаюсь, чтобы уйти, но Август тут же ловит меня за руку и тянет обратно.
– Ладно, я знаю, что давлю, – утыкается он лбом в мой. – Прости, прости. Но я просто хочу с тобой разговаривать.
– Отстань, потому что я не хочу.
– Хочешь, я знаю, что хочешь, – приговаривает он. – И будешь делать это твоим самым сексуальным в мире голосом. И все еще завидовать мне станут, что ты моя. Вот увидишь…
«Да как он смеет!»
И в эту секунду меня переполняет такой гнев, что я готова снести все вокруг. Пусть надолго меня не хватит, но пару предложений выдохнуть вполне.
– Суворова Анна, – произношу я решительно. Становится еще тише. «Пусть смеются. Это не самое страшное в жизни». – Простите, я не очень-то настроена на поболтать. У меня травмирована гортань, поэтому это мой самый приятный голос из возможных. Но даже он закончится примерно через… – я поднимаю руку, глядя на воображаемые часы. – Минут через пять. Так что очень надеюсь, что это выступление станет последним, – заканчиваю я. Даже если они будут смеяться надо мной, наплевать.
Вот только никто не смеется.
– Вау, – произносит лектор. – Это было круто.
Смешки разлетаются по аудитории, но добрые. Как апрельские бабочки.
– Выбирайте место, Анна.
Киваю: «Спасибо». И как только поднимаюсь наверх, чтобы отыскать свободное, одна из девчонок зовет меня по имени.
– Анна! Садись с нами, – улыбается она приветливо, и я чувствую, как страх медленно утекает сквозь пальцы…
..Когда я возвращаюсь домой, он встречает тишиной. Ноэль спит. Сначала мне кажется, что Джулс тоже, но из спальни доносится голос.
– Ты общаешься с отцом? – спрашивает Джулс. Она разговаривает по телефону, а я замираю у порога комнаты, сжимая ладони, которые бьет едва различимая дрожь.
Скорее всего Август отвечает «нет», потому что, тяжело вздохнув, Джули произносит:
– Ты знал, что Майкл не виноват в том,
