знаю и делаю все для того, чтобы этого не случилось никогда.
— Пока. Андрюх, мы вас с Олькой вечером ждем, — напоминает на фоне моих размышлений Бушманов.
— Заедем, — Панкратов кивает, что-то, параллельно набивая в телефоне.
Сбегаю по ступенькам вперед всех.
— Меня подожди, — отзывается отец Майи.
В сторону моей тачки идем вдвоем. У нас с ним сложились вполне себе такие нормальные отношения. Я играю с ними в хоккей уже три месяца. Каждую четную пятницу. Он вполне адекватно воспринимает мое присутствие в своем доме, правда, вечно стебет. К этому я уже тоже привык. Майя, конечно, всегда за него, потом извиняется, а мне, если честно, ровно на все эти подколы. Главное, что Майя рядом. Это главное.
Все окончательно изменилось в день моего рождения. Тогда случилась жесткая переоценка ценностей. Кудяков к этому приложил руку, и если сначала я злился на него, то чуть позже, понял, что Вэл своей тупой, неуместной выходкой многое мне показал.
Я окончательно признался себе в том, что люблю Майю. По-настоящему люблю. Ей в этом признался. Она центр моей вселенной. Навсегда.
Она самое лучшее, что есть в моей жизни. Кроме нее, больше, как выяснилось, ничего настоящего-то и нет.
— Подкинуть? — Панкратов поправляет лямку висящей на плече спортивной сумки.
— Я же на машине. За Майей сейчас поеду. Говорил ведь.
— Точно. Все время забываю, что ты у нас умеешь водить.
— Смешно.
Реагирую на этот подкол без эмоций. Я прекрасно знаю, что он не особо мне доверяет, когда Майя оказывается в моей машине. Постоянно предлагает водителя или такси.
— Я практически полгода вожу, так, для справки.
— Хотелось бы увидеть человека, что выдал тебе права.
— Есению Альбертовну еще не тошнит от вашего занудства? — приподнимаю бровь, намеренно его перебивая. Сострим друг на друга секунды.
Панкратов прищуривается, а потом отвешивает мне свой любимый подзатыльник.
— Пусть Майя мне позвонит, как домой приедете, — смотрит на часы. — У меня сегодня еще вал работы.
— Так точно, — ржу, прикладывая руку к виску, якобы отдавая честь.
— Скройся уже.
— Андрей Владимирович, вы, если будете себя плохо вести, мы вас на свадьбу не позовем.
— Еще бы моя дочь замуж за тебя выйти согласилась, — улыбается. Ощущение, будто знает, куда бьет.
Не то чтобы я хочу жениться в восемнадцать, но мысли мелькают. Тупые, но это самый лучший вариант сделать Майю окончательно своей. Она будет моя. Будет замужем, и никто к ней не будет подкатывать. Она будет жить со мной. Ей не придется опираться на мнение предков. У нас все окончательно станет по-настоящему…
На парковку школы приезжаю к двум, как мы с Майей и договаривались. У нее сегодня последний экзамен. Я все свои уже сдал.
Поправляю солнцезащитные очки, съехавшие на кончик носа, и делаю климат похолоднее. На улице уже которую неделю печка.
Майя забирается в тачку минут двадцать спустя. Задумчивая и очень серьёзная.
— Привет, — касаюсь губами ее щеки.
— Привет. Долго ждешь? — вмиг улыбается. Накидывает ремень.
— Не. Только приехал.
— А у вас же был хоккей.
— Ага. Ты чего такая вареная? Устала?
— Да нет. Просто мне кажется, что всю последнюю часть неверно сделала…, — вздыхает и тянется за бутылкой воды в подстаканнике.
— Тебе точно кажется, — сжимаю ее ладонь в качестве поддержки.
Майя действительно хочет поступать на юрфак. Хочет быть следователем. Это не прикол был. Не временное желание.
Я же буду подавать документы в высшую школу бизнеса. У меня в принципе никогда не было особого рассинхрона с реальностью. Естественно, я хочу быть продолжателем отцовской империи, несмотря на то, в каких отношениях мы с ним были целую жизнь.
Меня привлекает риск, привлекают нестандартные решения, контроль — это все про бизнес…
— Ты помнишь, что сегодня класс у Белякова собирается?
— Зачем?
— Последний экзамен. Дальше только вручение аттестатов и выпускной, Сень. Ребята хотят отметить. Столько сил в эти экзамены было вложено.
— Может, не пойдем?
Мне весь этот класс до лампочки. Они что есть, что их нет. Тратить вечер на эту муть тоже особого желания нет.
— Я уже пообещала…это же последние школьные дни. Совсем последние. Они больше не повторятся. Никогда.
— Уговорила.
Улыбаюсь. Майя громко цокает языком, а потом целует меня. Волна мурашек проходит по телу в это же мгновение. От нее ведь совсем невозможно оторваться. Я точно не могу. Без нее не могу.
Когда отлипаем друга от друга, и я уже хочу тронуться с места, на смартфон падает сообщение.
Бросаю взгляд на экран, пока Майя увлечена разговором с матерью по телефону, и на спине выступает холодный пот. Снова перечитываю сообщение:
«Я знаю твой секрет, Арсений. Она не простит».
* * *
Пальцы немеют. Смотрю по сторонам, будто тот, кто отправил эту анонимку, находится где-то рядом. Понимаю, что это не так, но все равно кручу башкой. Стискиваю телефон чуть ли не до хруста.
Бросаю взгляд на Майю. Она ничего не заметила. Слишком увязла в болтовне с мамой. Хватаю воздух ртом, совершаю глубокий, рваный вдох и блокирую смартфон. Экран гаснет. Становится черным, и я вижу в нем свое отражение. Медленно перевожу коробку в «драйв» и выезжаю с парковки.
Впервые радуюсь тому, что Майя практически всю дорогу висит на телефоне. Смеется, улыбается, иногда становится серьезной. Пару раз сжимаю ее ладонь в своей, вырисовывая на губах улыбку. Дается все это с трудом. С меня уже семь потов сошло. Нервы на пределе.
У дома Панкратовых снова оглядываюсь. Никого подозрительного. Привычный охранник и тишина.
Кто это может быть? О споре в курсе были многие — это плохо. Эти «многие» толком даже не знают, как Майя выглядит. Ничего о ней не знаю, и тем не менее.
Вэл не дебил, чтобы так подставляться. Я это понимаю, но все равно ставлю себе воображаемую галку его навестить.
Ренат и Ксю сразу слетают. Ксю изначально была против спора, Ренат максимально адекватно воспринял наши с Майей отношения. Только Вэл выдрючивался, но после его гениального розыгрыша, даже он заткнулся.
Выходит, это кто-то чужой. Кто-то, кто меня знает…
А я его знаю? Или ее…
— Слушай, — мнусь на пороге панкратовского дома, — мне отъехать нужно. На час. Хорошо?
— Я думала, мы поваляемся и посмотрим кино.
— Попозже. Ок?
— Ну…ладно.
Майя как-то настороженно отвечает. Будто что-то знает. Нет, мне уже, кажется. Мерещится на каждом шагу открытие этой долбанной правды.
— Что-то случилось?
— Все отлично. Просто дела нарисовались.
— Какие — не скажешь?
И вот опять этот взгляд, полный подозрений. Выдохни Мейхер. Это бред. Не может она ничего знать. Не может. Иначе
