по форме утюг. Облезлые коридоры, развязный персонал и соответствующий контингент: бомжи, алкаши и те, у кого не хватило денег подмазать скорую, чтобы отвезли в нормальное место.
Добирается она минут за десять, поймав первое попавшееся такси. Благо, город маленький. Мимо охранника на первом этаже пролетает, как мимо пустого места. Да он и узнал ее наверняка, даже не подумал остановить. А может, по уверенной походке распознал свою. Персонал же не ходит спокойно, он проносится, привычка с мединститута. Поднимаясь по лестнице в приемное отделение, Сашка еще сомневается, сразу к заведующему идти, или искать Туманова по всем палатам. Но на втором пролете нос к носу сталкивается с Арменом. Начальство собственной персоной.
– Армен! – Сашка ловит его за халат. – Ты мне и нужен!
– О, Александра Николаевна! Какими судьбами в наших краях? Я вроде не вызывал. А говорили, ты больше не работаешь?
Армен нормальный мужик. Еще довольно молодой, пятидесяти нет. И специалист неплохой, но администратор из него не получился. Иначе выбил бы себе и персонал, и финансирование. Впрочем, Сашке легко рассуждать, она всегда держалась подальше от бумажек, поближе к пациентам.
– Армен, у тебя мой… – Сашка запинается. Кто он ей? Пациент? Подопечный? – Мой, короче. Туманов Всеволод Алексеевич! По скорой привезли, я полагаю. Найди мне его немедленно!
– Господи, да что с тобой? Ты чего такая нервная-то? Сейчас найдем. В регистратуре была?
– Нет! Армен, пожалуйста, быстрее! Я не знаю, что с ним произошло. Он в офис электросети пошел, со счетами разбираться. А через два часа мне какой-то полувменяемый мужик позвонил с его телефона. У него диабет, Армен, я боюсь что…
– Что его приняли за пьяного, – тут же включается главврач. – Браслет есть?
– Нет!
Сашка однажды ему предложила, но Всеволод Алексеевич с таким возмущением отказался, что больше она разговор на эту тему не заводила. Решила, что и незачем, она всегда рядом с ним, а высокий сахар у него бывает намного чаще, чем низкий. «Браслет диабетика», указывающий окружающим на заболевание его обладателя, как правило, носят молодые люди, больше подверженные гипогликемии, ведущие активный образ жизни. У них гипогликемия развивается быстро, часто человек не успевает сообщить окружающим, что с ним происходит. Тогда как диабетики с большим «стажем» и постоянно высокими сахарами способны общаться и при индексе за двадцать.
– У него помпа инсулиновая. Она никогда еще сбоев не давала.
– Все когда-то бывает первый раз. Сейчас найдем твоего…
Армен тоже запинается на определении. Но обоим уже не до подбора слов. Они быстро идут по коридору, Армен, не особо церемонясь, распахивает двери в палаты.
– Все, кто по «скорику», у нас тут обычно. В первой, пятой и шестой мальчики. Как он хоть выглядит?
– Армен, ты с ума сошел?! Ты не знаешь, как выглядит Туманов?!!
– Так это тот самый, что ли?!
– Тот самый. Который «Родина моя» пел. Ох ты ж, господи…
По последней фразе главврач понимает, что поиски увенчались успехом. И вздыхает с облегчением – сам бы он, пожалуй, не признал в привязанном к постели за руки старике щекастого дядьку из телевизора, под чье пение маленький Армен когда-то уроки делал.
А Сашке уже не до рассуждений.
– Вы, изверги, зачем его привязали-то? Всеволод Алексеевич!
– Да потому что он капалку эту вашу вырывал. Раза три. И бормотал чегой-то… Вот его и зафи… ик… сировали.
Это Петрович собственной персоной, Сашка его по голосу узнала. На соседней койке лежит, тоже под капельницей загорает. От похмелья, видимо, лечится.
– И правильно делал, что вырывал! Это что? Глюкоза? Вы его убить хотите, что ли? Всеволод Алексеевич! Вы меня слышите? На меня посмотрите! Армен, я тебя посажу, тварь ты такая!
– За что?! Ты сначала выясни, низкий у него сахар или высокий! Может, правильно все делаем?
Армен огрызается, а сам уже помогает Сашке отвязывать ему руки. На запястьях остаются красные ссадины от марлевых вязок. То есть он еще и сопротивляться пытался. Сашка едва сдерживается, чтобы не начать орать. Но нельзя, только напугает его. Если он вообще ее слышит. Глаза открыл, но взгляд мутный и не фокусируется.
– Поверь, Армен, так выглядит высокий. И выяснять должны были вы сразу при поступлении. Вы бы хоть принюхались, алкоголем от него пахнет или ацетоном! Коновалы хреновы. Осторожнее капельницу снимай! У него и так не заживает ни хрена!
– А кто виноват, что он у тебя не разговаривает? Тогда браслет носить надо. И вообще никуда деда не отпускать одного. Очень частая ошибка, между прочим. У стариков клиническая картина смазанная.
– Я тебе за «деда» еще в рожу дам. Потом, когда выйдем отсюда. Глюкометр мне найди, быстро! И инсулин.
– У него же помпа.
– Надо же, заметил! Вовремя, главное! Сейчас и выясним, что у него с помпой.
Сашка поднимает белую тенниску, в которой Всеволод Алексеевич вышел из дома. С вышитым всадником возле плеча, между прочим. Правильно эту шмотку называть «поло», кажется, он все время ее поправлял. И стоит она больше, чем получает рядовой врач в «Утюжке» за месяц. На руке швейцарские часы, настоящие. Были, теперь на тумбочке лежат. Спасибо, что снять догадались. А то, что у деда-алкоголика таких вещей не бывает, они не догадались, нет? И последней модели айфона, кстати, тоже. И инсулиновой помпы, которая стоит, как три айфона. Но помпу, надо думать, никто и не увидел.
Армен заглядывает ей через плечо.
– Инфузионная трубка перетерлась! Вы как часто меняете систему?
– Раз в неделю. Ты еще здесь? За инсулином, быстро!
– Да принесли уже, чего орешь? У нас медсестры имеются, а на твои крики уже весь персонал сбежался. – Армен протягивает ей лоток со всем необходимым. – Раз в три дня меняют по инструкции.
– А ты попробуй, по инструкции, если у него чуть ли не болевой шок каждый раз. Всеволод Алексеевич, я сейчас кровь на сахар возьму, а потом инсулин введу, хорошо? Потерпим, солнышко?
– Куда он денется? Хуже, чем сейчас, все равно не будет.
– Ты точно по морде получишь, как только у меня руки освободятся. Посмотри! Сахар двадцать три. И вы еще глюкозу капаете. А если бы Петрович не позвонил? Вы бы его угробили. И ты бы сел, Армен!
Сашка спохватывается, что Всеволод Алексеевич ее может прекрасно слышать. Хотя вряд ли понимает, но все-таки. И умолкает, сосредоточившись на том, что делает. Ввести инсулин, снять бесполезную теперь канюлю, да и саму помпу отсоединить, чтобы ему не мешала. Как эта несчастная трубка могла перетереться? Никогда не перетиралась. Под ремень попала. Из какого дерьма их
