в которой они живут, называется Советской Социалистической Республикой и является частью Союза Советских Социалистических Республик, возглавляемого мудрым и справедливым Сталиным. Взрослые стремились держать негативные оценки при себе как для собственной безопасности, так и для того, чтобы защитить детей от неверных поступков. Впрочем, дети получали отрывочную информацию о прошлом из старых журналов и газет, хранящихся на чердаках, проявляя любопытство, вызванное коммунистическими «проповедями» учителей и других взрослых, а также естественным интересом к запретному плоду. С течением времени вероятность того, что существующий порядок вещей может радикально измениться, стала весьма призрачной; большая часть молодого поколения прониклась представлением, что для того, чтобы преуспеть, необходимо соглашаться, — и то, с чем необходимо соглашаться, диктует кто-то издалека. Хотя молодежь по-прежнему росла в землях, которые они сами и их друзья называли Эстонией, Латвией и Литвой, это были не те страны, что существовали в прошлом. Вокруг было множество военных и других русскоязычных людей, русский язык проник во все сферы общества; но молодые люди не воспринимали это, как их родители (то есть как вопиющее разрушение культурного пространства). Ходили слухи, что тем, кто вступает в конфликт с правительственными структурами, приходится плохо, и люди делали выводы, что вступать в конфронтацию с чиновниками не стоит. Среди молодежи наблюдалось определенное разделение по национальному (то есть языковому) признаку, но многие игнорировали эти границы в поиске друзей и даже брачных партнеров.
Смерть Сталина в марте 1953 г. стала для населения Прибалтики меньшим шоком, чем для граждан большей части СССР, где люди жили под его властью существенно дольше и привыкли практически обожествлять его. Большинству населения не были известны детали борьбы за власть, развернувшейся в Кремле после смерти Сталина. Появление Никиты Хрущева на посту Первого секретаря Центрального Комитета КПСС сначала не предполагало ничего нового, в отличие от исключения из партии и последующего устранения Лаврентия Берии, руководителя службы внутренней безопасности; в Прибалтике имя Берии давно ассоциировалось с жестокими репрессиями, хотя недавно, после смерти Сталина, он побуждал партийное руководство активнее искать национальные кадры в республиках. Гораздо больше население (не только Прибалтики, но и остального Советского Союза) было поражено, когда на XX съезде КПСС в 1956 г. Никита Хрущев осудил Сталина за насаждение собственного «культа личности», а также за то, что он управлял СССР не так, как завещал Ленин, то есть не в соответствии с истинными принципами построения социализма. Поскольку считалось, что партия по определению никогда не ошибается, все меры последних лет, в результате которых миллионы людей были репрессированы, депортированы и лишены свободы, теперь приписывались Сталину, и были предприняты некоторые шаги, чтобы уменьшить нанесенный ими урон. Период с 1957 г. до начала 60-х стал известен как «оттепель»; партия, включая ее республиканские подразделения, должна была воспринять новую «генеральную линию», и это породило в Прибалтике различные мнения о том, насколько далеко должны зайти перемены. Однако многие решения периода «оттепели» принимались в Москве и требовали от республик только согласия. Многие из тех, кого депортировали в годы сталинизма, были амнистированы («реабилитированы»), и множество перемещенных жителей Прибалтики устремились обратно на родину, однако местные партийные органы и структуры безопасности не были им рады, так как их прибытие порождало проблемы реинтеграции, связанные с занятостью, жильем, а также с воспоминаниями вернувшихся. Публикация рассказа Александра Солженицына «Один день из жизни Ивана Денисовича», по-видимому, означала, что Москва теперь более терпимо относится к публичному обсуждению ошибок сталинизма. Это обрадовало молодое поколение интеллектуалов Прибалтики, увидевших теперь хотя бы небольшую возможность создавать произведения искусства в соответствии с собственным восприятием. Разумеется, ослабление контроля имело пределы; партийные руководители в Москве и Прибалтике, считавшие «оттепель» опасной для партии новацией, никуда не исчезли и лишь ждали благоприятного момента. С их точки зрения, примером того, к чему могли привести такие послабления, были события 1956 г. в Венгрии, где реформистски настроенная компартия захотела полностью покинуть «советский блок», идя по стопам неуправляемого югослава Иосипа Броз Тито, успешно предпринявшего такую попытку в 1948 г. Что бы «оттепель» ни означала в сфере культуры, она точно не предполагала ослабления контроля Москвы над СССР и так называемыми дружескими коммунистическими странами Восточной Европы, а также ослабления контроля партии в каждом из этих государств.
Поскольку прибалтийские республики поздно вошли в СССР, они и их компартии считались наиболее подверженными различным идеологическим опасностям, особенно в такие переходные периоды, как «оттепель», и поэтому Москва внимательно следила за партийной верхушкой Прибалтики. Ряды республиканских партий продолжали расти в 50-е годы, и в 1962 г. число коммунистов Эстонии достигло 42 500, Латвии — 78 200 и Литвы — 66 200 человек, и этот рост вызывал для Москвы определенные проблемы. Такое расширение привело в партию новое поколение членов, чья лояльность советским социалистическим идеалам не подвергалась сомнениям, но, тем не менее, они очевидно вынашивали идеи улучшения положения исключительно своей республики. После смерти Сталина проблему «буржуазного национализма» уже нельзя было решить репрессивными методами; требовалось найти менее кровавые меры по избавлению от чрезмерной независимости мышления. Один из способов состоял в том, чтобы оставить у власти исключительно тех, кто проявлял лояльность решениям Москвы. В 1950 г. в Эстонии провели крупную «чистку», включавшую аресты и репрессии, ликвидировавшие почти все кадры, действовавшие до 1940 г. (обвиненные в «буржуазном национализме»). В результате на пост первого секретаря Коммунистической партии Эстонии был назначен лояльный Москве Иван (или Йоханнес) Кэбин, остававшийся в этой должности на протяжении следующих 26лет (1950–1976). Кэбин, эстонец по рождению, вырос в СССР и не имел особых связей со страной, куда партия направила его в 1940–1941 гг. Хотя Кэбин не был ни буржуазным националистом, ни даже националистически настроенным коммунистом, в качестве первого секретаря он смог стать эффективным посредником между Москвой и эстонской партией, сохраняя доверие обеих сторон и успешно смягчая или избегая тех директив из Москвы, которые казались невыполнимыми. Аналогичную роль в Литве играл Антанас Снечкус, ставший первым секретарем Коммунистической партии Литвы в 1940 г. и остававшийся на этом посту до 1974 г. Снечкус очень давно состоял в партии (с 1920 г.), пользовался доверием московского руководства как в период правления Сталина, так и в течение долгих лет после его смерти, пользуясь репутацией «хозяина Литвы». Он обеспечил себе достаточно безопасные позиции, и меняющееся московское руководство оставалось в убеждении, что Снечкус может держать литовских «уклонистов» под контролем, и не ошибалось в этом. Эти два партийных лидера-долгожителя смогли удерживать партии и общества, которыми руководили, от опасных уклонений от «генеральной линии» во время «оттепели» и долгое время после нее, применяя для этой цели все меры, вплоть до самых безжалостных.
Латвия
