бы прав.
Единственный способ в отсутствие наследника мужского пола состоял в том, чтобы выдать замуж одну из дочерей и возложить на ее избранника царский венец. Из всех возможных претендентов император первоначально выбрал аристократа Константина Далассина, но придворный евнух Симеон отговорил царя, предложив ему другую кандидатуру — 60-летнего
Романа Аргиропула, протоспафария.
Царь подумал и согласился. Ему импонировало, что Роман приходится родственником царской семье: их отцы были двоюродными братьями по матерям, и это обстоятельство позволяло надеяться на крепость брачного союза и единство интересов. Иногда удивляются: почему именно Роман попал в поле зрения царя? Ответ на этот вопрос довольно прост. Понимая, что после его смерти противостоять аристократии может лишь человек высшего круга и богатого опыта государственного управления, Константин VIII выбрал в качестве противовеса лицо, чей статус почти равнялся царскому. Ведь Роман был не просто чиновником, но эпархом Константинополя — это говорило само за себя. Достаточно сказать, что впоследствии единственная дочь Романа вышла замуж за Западного императора Генриха III (1039–1056) [726].
Скажем еще несколько слов об избраннике судьбы. Род Аргиропулов не отличался древностью происхождения, но имел свои славные страницы. Прародитель Романа начал свою карьеру еще при императоре Михаиле III и вскоре стал богатым человеком — он имел обширные земельные владения в феме Армениак. Его потомки прославились на полях сражений и соединились с самыми известными родами Римской империи, а также Венеции и Грузии.
Императора не беспокоило кровное родство своей дочери с женихом — в царских семьях на эти «детали» обращали мало внимания. Однако оставалась более существенная преграда, которую преодолеть было не просто — Роман был женат на женщине по имени Елена и жил в браке счастливо. Но факт бракосочетания Романа с Еленой для государственного блага казался второстепенным событием, а потому Константин VIII довольно искусно разыграл свою комбинацию, чтобы убедить Романа сочетаться с Зоей или Феодорой.
Он вызвал к себе Аргиропула и обвинил в том, что тот якобы затевает заговор с целью овладеть царской властью. Сыграв гнев, он объявил, будто ослепит и сошлет протоспафария в ссылку. Роман напрасно оправдывался, не зная, что его слова никому не нужны. Затем, сменив гнев на милость, Константин VIII вновь вызвал Романа и составил совсем иной разговор. «Незачем силой брать то, — сказал император, — что я готов тебе отдать добровольно», — и предложил взять его дочь в жены. Конечно, Роман понимал, чем закончится для него отказ, но и согласия не дал, попросив время для обдумывания. Дома он посоветовался с женой, и благородная женщина, желавшая спасти своего мужа, заявила от своем намерении принять постриг и уйти в монастырь. Патриарх Алексей III Студит не стал упрямиться и развел супругов, целиком и полностью став на сторону императора [727]. Елена провела остатки дней в монашеской келье и умерла в 1032 г., а Роман стал перед выбором: с какой из принцесс ему следует сочетаться браком.
Но все разрешилось очень быстро. В принципе новый брак еще мог дать Византии наследника престола, поэтому первой предложили выйти замуж Феодоре, как более молодой. Но та категорично отказалась: то ли ей не нравился Роман, то ли она не желала вступать в такой брак; возможно, имелись и другие причины — Феодора была на редкость благочестива. Так или иначе, но невестой стала Зоя, не озабоченная никакими препятствиями [728].
12 ноября 1028 г. состоялось венчание Романа с принцессой Зоей. И в этот же день он был провозглашен новым василевсом Византийской империи Романом III. А 15 ноября 1028 г. император Константин VIII скончался, даже не предполагая, сколь быстротечным окажется организованный им брачный союз и к каким «смутным временам» приведет Византию открывшаяся в Зое любовная страсть к молодым мужчинам.
LI. Император Роман III Аргир (1028–1034)
Глава 1. Новый «Марк Аврелий»
Однако, как показали уже первые дни царствования Романа III Аргира, выбор Константина VIII едва ли можно назвать удачным. Все современники отмечали, что новый император отличался крайним тщеславием и самомнением. Внешне он во всем походил на царя: его выделяли из толпы изящество манер, прекрасный голос, высокий рост и истинно царская наружность, но, к сожалению, содержание много отличалось от формы. Внезапная слава, почившая на челе Аргира вместе с царским венцом, разбудила его воображение, и Роман III почему-то решил, что должен войти в ряд таких прославленных императоров, как Август, Траян, Марк Аврелий, св. Юстиниан I Великий, и навечно обессмертить свое имя. Эта навязчивая идея бросала Аргира от одной деятельности к другой, внося хаос и смятение в устоявшиеся основы византийской жизни, — хрестоматийный пример человека, получившего больше того, чем для него рассчитала природа.
Как человек образованный, хотя и неглубоко, он задался целью возродить литературу и науку. Нередко, сняв царскую одежду и облачившись в философскую мантию, василевс вел диалоги с учеными мужами. Попутно, посчитав себя опытным богословом, Роман III возмечтал воссоединить Армянскую церковь с Кафолической Церковью. Он смело ринулся в исследование тонких богословских вопросов, ревнуя к славе св. Юстиниана I Великого, однако вскоре охладел к теологии, оставив свои «исследования» неоконченными [729].
Попутно Аргир пожелал прослыть победоносным полководцем, и какое-то время тщательно изучал военную теорию. По натуре кроткий и тихий, он напускал на себя воинственный пыл и грозился разгромить всех врагов Римской империи на Западе и Востоке. Когда же чуть позднее выяснилось, что военные таланты царя — фикция, а богословие не нуждается в его исследованиях, Аргир открыл для себя новую сферу применения горячечной фантазии. Как всегда цельно и энергично, но по обыкновению довольно бестолково, император ринулся в пучину финансового и государственного управления, воображая, что его истинное призвание — мирная деятельность. К сожалению, как мы увидим, василевс заблуждался и на этот счет [730].
Выбирая поле будущих сражений, Роман III пришел к выводу, что победа над «варварами»-германцами, но все же христианами, не принесет ему славы. Поэтому остановил свой выбор на Востоке, где многие православные земли Римской империи все еще находились под игом мусульман. Император собрал громадное войско, присоединил к нему союзников и наемников и рьяно принялся обучать его, изобретая новые боевые порядки. А попутно отдал приказ своим военачальникам начать военные действия [731].
В октябре 1029 г. евнух Спондила, поставленный стратигом Антиохии еще при императоре Константине VIII, попытался, на свою беду, продемонстрировать силу римского оружия соседям-арабам, но потерпел поражение. Вслед за этим эмиры Алеппо и Триполи
