Люди, близкие к Петру III, «ищут способы» для поднятия его пошатнувшегося авторитета – издаются указы о снижении стоимости соли, об учреждении банка, о ликвидации «Тайной розыскных дел канцелярии». В манифесте по этому поводу, в частности, говорилось: «…всем известно, что к учреждению тайных розыскных канцелярий, сколько разных имен им ни было, побудили вселюбезнейшего нашего деда, государя императора Петра Великого, монарха великодушного и человеколюбивого, тогдашних времен обстоятельства и не исправленные еще в народе нравы. С того времени от часу меньше становилось надобности в помянутых канцеляриях; но как тайная канцелярия всегда оставалась в своей силе, то злым, подлым и бездельным людям подавался способ или ложными затеями протягивать вдаль заслуженные ими казни и наказания, или же злостнейшими клеветами обносить своих начальников или неприятелей. Вышеупомянутая тайная розыскных дел канцелярия уничтожается отныне навсегда, а дела оной имеют быть взяты в Сенат, но за печатью к вечному забвению в архив положатся… Ненавистное выражение, а именно „слово и дело“ не долженствует отныне значить ничего, и мы запрещаем: не употреблять оного никому; о сем, кто отныне оное употребит в пьянстве или в драке или избегая побоев или наказания, таковых тотчас наказывать так, как от полиции наказываются озорники и бесчинщики».
18 февраля 1762 года обнародуется указ «О вольности дворянской». Отныне «дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелает, и когда военное время будет, то оные все явиться должны на таком основании, как и в Лифляндии с дворянами поступается…». Раньше дворяне обязаны были служить государю «пожизненной службой двором и поместьем» (землей и людьми), теперь же «в России появилось сословие, имеющее права и не имеющее обязанностей, – замечает Ключевский, – по требованию исторической логики на другой день после издания этого манифеста следовало отменить и крепостное право, дав вольность и крестьянам».
Историк князь М. М. Щербатов в своем труде «О повреждении нравов в России» со слов статс-секретаря Дмитрия Волкова так рассказывал о рождении этого указа: «Будто бы Петр III увлекся некоей К. К. и, дабы скрыть это от Елизаветы Воронцовой, сказал при ней Волкову, что „он имеет с ним сию ночь проводить в исполнении известного им важного дела в рассуждении благоустройства государства“. Ночь пришла, государь пошел веселиться с К. К., Волков был заперт в пустую комнату с собакой для написания „знатного узаконения“. Гадал, гадал секретарь, что же написать, и вспомнил, что Роман Воронцов, сенатор и отец фаворитки, не раз „вытверживал“ Петру о вольности дворянства: „седши, написал манифест о том“. Поутру его из заключения выпустили и манифест был государем опробован и обнародован».
Оба манифеста были восторженно встречены дворянством: сенаторы предлагали отлить золотую статую императора и установить ее в Сенате в память об этом выдающемся событии.
– Сенат может дать золоту лучшее назначение, – возразил Петр, – а я своим царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих подданных.
Несколько месяцев пребывания у власти с наибольшей полнотой выявили противоречивость характера Петра III. Почти все современники отмечали такие черты характера императора, как жажда деятельности, неутомимость, доброта и доверчивость. И еще одна существенная черта характера Петра Федоровича – он «враг всякой представительности и утонченности». Он не любил следовать правилам придворного этикета и нередко сознательно нарушал и открыто высмеивал их, делая это не всегда к месту. И излюбленные им забавы, часто озорные, но, в сущности, невинные, шокировали многих при дворе. Особенно, конечно, людей, с предубеждением относившихся к императору.
В первом своем манифесте Петр III обещал «во всем следовать стопам премудрого государя, деда нашего императора Петра Великого. Следуя этому, он сразу же принялся за укрепление порядка и дисциплины в высших присутственных местах, в армии, стремясь разграничить и упорядочить функции звеньев государственного аппарата. В мае под его председательством учреждается Совет, чтобы „полезные реформы наилучше и скорее в действие произведены быть могли“». За его короткое царствование было принято 192 законодательных акта! Начинаются реформы, направленные на провозглашение в России свободы совести. Подтверждается решение, принятое Елизаветой Петровной, о созыве депутатов для составления и обсуждения проекта нового уложения, которые начали съезжаться летом.
Столь быстрые перемены и ожидаемый поход гвардии за интересы Голштинии вызвали недовольство в обществе. Начинают распространяться слухи о том, что духовенство обреют и оденут в немецкое платье, что готовится указ о призыве в армию детей священников и дьяконов, чего на Руси никогда не было. Но император, уверенный в естественности своих «прирожденных» прав на российский престол, не замечает, или недооценивает взрывоопасных настроений общества. Он все больше отрывается от «горстки интриганов и кондотьеров», которая в XVIII веке «заведовала государством». Недовольные императором дворянские верхи делают ставку на его жену, а она – на них.
По столице поползли слухи и анекдоты – верный признак существования заговора. Они будоражили общество, создавая тревожную, беспокойную обстановку, и имели своей целью опорочить императора, а жену его представить невинной жертвой. Некоторые из них надолго пережили Петра III и утвердились в сочинениях историков, что не делает им чести. Так случилось и с манифестом о «даровании вольности дворянству», который якобы был сочинен Волковым по его собственному разумению в запертой комнате. Но стоит только взять в руки камер-фурьерский журнал – и эта история действительно превращается в анекдот. Из журнала следует, что 17 января «в четверток, поутру в 10-м часу император изволил высочайший иметь выход в Правительствующий Сенат. Здесь он сообщил о намерении освободить дворянство от обязательной государственной службы. Эти слова были встречены с ликованием». Подобных примеров множество! Эти лживые слухи и сплетни об императоре во многом способствовали успеху заговорщиков.
А он продолжает лихорадочно подгонять неповоротливую и заржавевшую государственную машину, совершая ошибку за ошибкой. Петр Федорович словно чувствовал, что времени у него в обрез, не понимая, что своими действиями все более сокращает его. Он торопился все лично проверить, сам все увидеть. Его стремительные, без предупреждения наезды в высшие правительственные учреждения, куда никто из царей давно не заглядывал, пугали светскую и церковную бюрократию, привыкшую к спокойной, а главное, бесконтрольной жизни.
Какая женщина! Какое сильное и богатое существование.
А. Герцен
Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова – замечательная русская женщина, стоявшая более одиннадцати лет во главе Академии наук и Российской академии. Это ее А. И. Герцен назвал «русской женской личностью, разбуженной петровским разгромом». Она воспитывалась у дяди, канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, вместе с двоюродной сестрой. Нечуждый новых идей, просвещенный Воронцов предоставил им все возможности для получения европейского образования. «Мой дядя не жалел денег на учителей, – вспоминает она, – и мы, по своему времени, получили превосходное образование: мы говорили на четырех языках… хорошо танцевали, умели рисовать».
Она много читает, прежде всего сочинения просветителей. «Любимыми моими авторами были Бейль, Монтескье, Вольтер и Буало», – пишет она. Натура незаурядная, сильная, ищущая, Дашкова много размышляет, сравнивает, делает выводы. «Рано появилось в ней сознание своей силы, чувство богатых внутренних задатков», – писал А. И. Герцен. Екатерина покорила впечатлительную и начитанную девушку своим умом, обаянием, тактом – она умела нравиться, когда этого хотела.
«…Легко представить, до какой степени она должна была увлечь меня, существо 15-летнее и необыкновенно впечатлительное», – пишет Дашкова, она становится преданным и искренним другом Екатерины. Между ними устанавливаются доверительные отношения.
Сохранилось 46 писем и записок Екатерины к Дашковой, они подписаны: «Ваш преданный друг» и «Ваш неизменный друг». Они единодушны в том, что «просвещение – залог общественного блага», и искренне верят в царство «разума».
«Я увидела в ней женщину необыкновенных дарований, далеко превосходившую всех других людей, словом – женщину совершенную», – писала Екатерина Романовна о своей старшей подруге.
На шестнадцатом году Екатерина Воронцова выходит замуж за гвардейского офицера князя Дашкова, которого полюбила самозабвенно и на всю жизнь.
