Правда, И. И. Шувалов за несколько недель до кончины императрицы обратился-таки к Н. И. Панину с предложением «переменить наследство». Но осторожный Панин ответил, что «сии проекты суть способы к междуусобной погибели; переменить то, что двадцать лет всеми клятвами утверждалось, без мятежа и бедственных последствий переменить не можно…». Но на всякий случай Никита Иванович намекнул Екатерине, что «если больной императрице предложить, чтобы сына с матерью оставить, а Петра выслать, может быть большая вероятность этого». «…Но к сему, благодаря Богу, – читаем в записках Екатерины, – фавориты не приступили, но, оборотя все мысли свои к собственной безопасности, стали дворцовыми домыслами и происками стараться входить в милость Петра III, в коем отчасти и преуспели».
Павел не стал императором, но известные всем намерения Елизаветы Петровны создали над головой ребенка какой-то призрак короны, который впоследствии оказался для него источником бесконечных страданий, «Павел, еще не умея того понимать, в глазах многих людей был уже почти императором, и имя его в любую минуту могло стать лозунгом для недовольных».
Ему предстояло разделить неизбежно трагическую судьбу всех малолетних претендентов на престол. Спасти его могла только воля матери, которой представился случай пожертвовать своей властью ради благополучия сына. Но она не сделала этого даже тогда, когда он достиг совершеннолетия.
Елизавета Петровна скончалась 25 декабря 1761 года в четвертом часу после полудня. Двадцать лет «не без славы, даже не без пользы» правила она Россией. «Елизавета подняла славное знамя отца своего и успокоила оскорбленное народное чувство – не ослабляя связей с Западом, давать первостепенное значение русским людям и в их руках держать судьбу государства, – писал С. М. Соловьев. Восстановление учреждений Петра, как он оставил, стремление дать силу его указам внушали уверенность и спокойствие. Правительство отличалось миролюбием, а войны, им ведшиеся, ознаменовались блестящими успехами. Народ отвык от ужасного зрелища смертной казни. Хотя смертная казнь не была запрещена (из-за боязни увеличить число преступлений) и хотя суды приговаривали к смерти, эти приговоры не приводились в исполнение.
Постоянное стремление дать силу указам Петра Великого, поступать в его духе сообщали известную твердость, правильность и спокойствие, тем более что это следовало духу Петра и не было мертвым рабским подражанием».
Избавившись от бироновщины, Россия пришла в себя. На высших местах управления встали русские люди, и если даже на второстепенное место назначали иностранца, то императрица спрашивала: «Разве нет русского?» С правления Софьи никогда на Руси не жилось так легко и спокойно:
«Нравы смягчаются, к человеку начинают относиться с большим уважением, умственные интересы начинают находить более доступа в обществе, появляются начатки отечественной литературы…
Умная и добрая, но беспорядочная и своенравная, которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и, тоже по русскому обычаю, все оплакивали по смерти».
Лишенный материнской ласки и тепла, Павел был очень привязан к Елизавете. Он часто вспоминал свою бабушку и с душевной болью рассказывал о ней Порошину: «Обуваючись, изволил мне Его Высочество с крайним сожалением рассказывать о кончине покойной Государыни Елизаветы Петровны. В каком он тогда был унынии, и сколько от него опасность живота ея, и потом кончину не таили, какое он однако ж имел болезненное предчувствие и не хотел пристать ни к каким забавам и увеселениям. Потом изволил рассказать, как при покойном Государе Петре Третьем ездил в крепость, в Соборную церковь, и с такою печалию видел гробницу, заключающую в себе тело Августейшей и им почти боготворимой Бабки своей».
Большинство встретили мрачно новое царствование: знали характер нового государя и не ждали ничего хорошего.
С. Соловьев
Петр Федорович, по совету новгородского митрополита Дмитрия Сеченова, «все время находился у постели умирающей императрицы и был внимателен к ней. Он плакал у ее изголовья и не отходил от нее ни на шаг до самой ее смерти. Передавая ему царство, она просила его только позаботиться о маленьком сыне его, Павле, но это напоминание не было вызвано намеренной невнимательностью Петра Федоровича к сыну». И если не как внимательный отец, то как добрый человек он был к нему расположен. Присутствуя на его экзаменах и прослушав его ответы, Петр Федорович обратился к своим немецким родственникам со словами: «Господа, говоря между нами, я думаю, этот плутишка знает эти предметы лучше нас!» И хотя он редко видел сына, считал его «добрым малым».
Сразу же после присяги государь в окружении толпы голштинцев удаляется к себе. Не пытаясь скрыть охватившую его радость, Петр приглашает всех к столу. Русских немного: Воронцовы, Трубецкие, Шуваловы, Мельгунов и вездесущий Волков. Зато немцы густо облепили огромный стол. Они гоготали над солдатскими шутками, довольно хлопали друг друга по плечу и с удовольствием пили за здоровье «дорогого Питера». Рядом с императором сидела улыбающаяся Елизавета Воронцова с раскрасневшимся, тронутым оспой миловидным лицом. Многие ожидали, что после воцарения Петр III заточит жену в монастырь и женится на Воронцовой. «Положение ее весьма опасно», – писали о Екатерине иностранные послы в своих донесениях.
Петр встал, шум утих, и страстный поклонник прусского короля предложил тост за Фридриха II. Немцы зашумели, дружно захлопали и заорали: «Виват!» Русские смущенно переглянулись – Россия находилась в состоянии войны с Пруссией.
В эту же ночь тайно выехал в Ригу любимец императора полковник Гудович. Он вез личное послание Петра к его кумиру. Сообщая о кончине «дорогой тети Эльзы», Петр писал: «Не хотели мы промедлить настоящим письмом, Ваше Величество о том уведомить, в совершенной надежде пребывая, что Вы по имевшейся вашей с нашим престолом дружбе, при новом положении ее возобновите. Вы изволите быть одних намерений и мыслей с нами, а мы все старания к этому приложим, так как мы очень высокого мнения о Вашем Величестве».
Радость Фридриха II была безмерной.
– Благодарю Бога, Пруссия спасена! – воскликнул он, прочитав письмо.
Полковник Гудович был обласкан и награжден высшим орденом Черного Орла. А в середине февраля в Петербург прибыл личный посланник короля, двадцатишестилетний полковник барон фон Гольц. Инструктируя его перед отъездом, Фридрих II возбужденно ходил по кабинету и говорил:
– Помни, Вильгельм, главное – немедленное прекращение войны. Сегодня, когда русские стоят в Померании и в Пруссии, мир надо заключать на любых условиях. Может быть, потом мы уговорим их убраться, а сейчас нам нужен мир любой ценой!
В конце марта для мирных переговоров прибыл граф Шверин, а уже 24 апреля был подписан мирный договор. Пруссии возвращались все ее земли, занятые русскими войсками, – победители добровольно уступали поверженному врагу плоды своих побед! Фридрих II был поражен! Необдуманный шаг императора вызвал возмущение во всех слоях общества, даже его немногочисленные сторонники были убеждены, что Восточная Пруссия должна отойти к России.
На первый взгляд кажется, что это действительно так! Но эта война велась в интересах союзницы Австрии и не отвечала национальным интересам России. Замирение с Пруссией выбило из рук Вены карту, которую она пыталась разыграть: заключив сепаратный мир с Фридрихом II, поставить Россию в положение международной изоляции. Немногие знают тот факт, что в подписанных с Пруссией 24 апреля и 8 июня трактатах содержалась оговорка, что в случае осложнения международной обстановки вывод русских войск с территории Пруссии будет приостановлен, что указом от 14 мая флот приводился в боевую готовность для прикрытия транспортных судов, обеспечивающих снабжение армии по морю.
Договором с Пруссией предусматривалось содействие Фридриха II в возвращении Шлезвига из-под датской оккупации; поддержка Польши дружественного России кандидата на королевский престол, а также защита ее православного населения. Обвинив мужа в заключении мира с Пруссией в манифесте от 28 июня и аннулировав договор, Екатерина II продолжала соблюдать все его условия до 1764 года, когда с Пруссией был заключен союзный договор.
Русская армия переодевается в кургузые прусские сюртуки. Во главе гвардии становится принц Георг, дядя императора. Из ссылки возвращаются немцы: Бирон, Миних, Лилиенфельд, Лесток. Начинается подготовка к войне с Данией из-за крохотного Шлезвига, когда-то отнятого ею у Голштинии. Главнокомандующий зарубежной армией П. А. Румянцев получает приказ занять Мекленбург, что означает начало войны. Император во главе гвардии собирается выступить в поход за интересы своей Голштинии.
