проблемы. Признавая за держателем известные права на предоставленное ему имущество, римляне считали самоочевидным, что защита этих прав является прерогативой истинного хозяина имущества — владельца или собственника, в данном случае безразлично. Некоторый минимум имущественных прав признавался даже за получившим пекулий рабом, в том числе перед лицом домовладыки, не говоря уже о каких-то третьих лицах, которые могли посягнуть на пекулий и тем самым нанести ущерб и держателю, и его господину. Но защищать эти права должен был или представитель государства (в первом случае) или сам домовладыка (во втором). Именно поэтому характер прав держателя на пекулий почти не интересовал юристов классической эпохи, склонных рассматривать правовые коллизии с точки зрения того, какой иск следует вчинить в том или ином конкретном случае. То, что prudentes не занимались анализом этих прав, по-своему логично, но исследователь не вправе ограничиваться воспроизведением этой логики, хотя изучение римского права и в средние века, и в новое время слишком часто сводилась именно к этому. Историк обязан идти дальше и изучать также те правоотношения, которые выпадали из круга зрения ученых юристов прошлого. Нельзя забывать, что их хитроумные построения не столько руководство к действию, сколько исторический источник.
Термин detentio (иначе: detentatio) образован от глагола detinere — "удерживать", "задерживать", в свою очередь происходящему от tenere — "держать". И тот, и другой употреблялся как в бытовом, так и в юридическом значении, притом заметно чаще, чем сам термин detentio, что обусловлено не только стилистическими особенностями римской юриспруденции, но и самой природой стоявшего за ним правоотношения. Перипетии частной жизни, в отличие от жизни гражданской, действительно, удобнее описывать глаголами и причастиями, чем отвлеченными понятиями. Глаголы detinere и tenere использовали, желая пояснить, что выполнить некоторые обязательства, связанные с присутствием в определенном месте в определенное время, человеку помешали какие-то реальные препятствия, "удержавшие" его от этого [3516]. Свободный человек, по недоразумению или чьему-то заблуждению, оказавшийся на положении раба, считался "удержанным" в рабстве [3517] — тем самым подчеркивалась правовая недействительность этого состояния. Равным образом, если кто-то накладывал руку на некое имущество, препятствуя законному владельцу или наследнику вступить в свои права, говорили, что он "удерживал" это имущество [3518]. Решающим моментом в этом случае была даже не незаконность такого действия, а то, что держатель не выдвигал в отношении этого имущества никаких правовых притязаний, довольствуясь его физическим захватом. Поэтому, идет ли речь о кредиторе, в ожидании уплаты долга самовольно завладевшем имуществом должника, или о лицах, несанкционированно занявших общественные земли, — Дигесты квалифицируют их поступки с помощью глагола detinere [3519].
То, что эти имущественные отношения не подпадали под понятие "владения", проще всего объяснить отсутствием у обладателя пресловутого animus possidendi — "воли владеть". Следует, однако, подчеркнуть, что даже в самом общем и размытом значении термин tenere имел юридическое содержание, несводимое к случайному физическому соприкосновению с вещью, в том числе к случайному нахождению на земельном участке. Это следует, например, из рассуждения Павла о том, что "безумный, как и малолетний, без одобрения опекуна, не может начать владеть, поскольку оба не имеют желания обладать (tenendi), хотя бы вполне соприкасались с вещью своим телом, — как если бы кто-то вложил что-нибудь в руку спящему" [3520]. Поэтому понятие "держание" характеризовало не только мимолетные ситуации, возникавшие в коммерческом обороте, но и гораздо более устойчивые имущественные отношения, например те, что складывались в результате предоставления подвластному пекулия.
В классическом римском праве отношения этого типа вполне четко и последовательно отличались от отношений владения, причем не так уж редко это различие выражено при помощи глагола tenere. "Те, кто находятся в чужой власти, — говорит Папиниан, — могут держать вещь в пекулии, иметь же и владеть не могут" [3521]. Того же мнения и Яволен: "то, что раб держит телесно на законном основании, состоит в пекулии раба, пекулием же, которым раб не может владеть по цивильному праву, но который он держит по естественному праву, владеет, как считается, его господин" [3522]. Для римлян классической эпохи связь между понятиями "пекулий" и "держание" была настолько очевидной, что она сохраняется даже в тех текстах, где эти термины употребляются в переносном смысле, например в богословских трактатах Тертуллиана [3523].
Поскольку в классическую эпоху имущественные права колона и прекариста также не были защищены владельческим интердиктом, под категорию держания подпадало и их имущество [3524]. В постклассическом праве имущество колона и вовсе характеризовалось как пекулий [3525]. Особый случай представляет собой институт узуфрукта: плоды, приносимые переданной узуфруктуарию землей, были его собственностью, но сама земля не была даже владением, поскольку, по римским понятиям, владеть можно было только "телесной вещью", узуфрукт же, будучи правом на. вещь или функцией вещи, считался "бестелесной вещью" (res incorporalis) [3526]. Между тем права узуфруктуария на "его" землю были совершенно реальны и довольно велики, но, в отличие от его прав на приносимые этой землей плоды, не имели владельческой защиты и потому считались держательскими [3527]. По той же причине держателями называли лиц, оказавшихся временными обладателями чужого имущества, переданного им его законными владельцами в ходе некоторых коммерческих операций, например при договоре поручения (mandatum) [3528].
Несколько слов о соотношении понятий tenere и habere. Первое было более специальным и, исключая заведомо неюридические ситуации, в которых оно выступало в своем первичном значении, употреблялось для описания именно держания. Второе применялось для обозначения прав собственника и владельца, что схвачено в лапидарной формуле Ульпиана: "Имеет тот, кто может истребовать" [3529]. Ту же мысль он изложил и более пространно: "Мы говорим, что имеет тот, кто пользуется и по праву владения извлекает плоды того, что либо сам произвел, либо приобрел путем купли или найма или легата или наследования или каким-то иным образом" [3530]. Но тот же Ульпиан отмечает, что слово habere употребляется и в более общем смысле: слово habere, — разъясняет он, — "понимается двояко. Ведь мы говорим, что имеет и тот, кто является собственником вещи, и тот, кто держит ее, но собственником не является, и даже имеем обыкновение говорить, что имеем вещь, отданную нам на хранение" [3531]. Можно привести немало сентенций, конкретизирующих эти соображения. Особый интерес представляет рассуждение Павла о том, что "мы также приобретаем владение через раба или сына, который находится в нашей власти, а именно теми вещами, которые они держат в пекулии… поскольку считается, что они владеют по нашей воле,
