темы и сюжеты, предложенные кардиналом. Корнель слишком самостоятельно преобразовал представленный ему эскиз; его преосвященство нахмурился; Корнель в раздражении удалился в Руан, но продолжал получать от Ришелье пенсию в пятьсот крон в год.
Вдохновленный успехом трагедии Майре «Софонисбе», он оставил комедию, изучил Сенеку и в 1635 году привез в Париж «Медею». Здесь впервые проявились его основные качества — сила мысли и благородство речи. Отныне, с некоторыми перерывами, он собирал на своей сцене мужчин и женщин высокого положения, наделял их возвышенными чувствами и выражал их великолепным языком и убедительными рассуждениями. Современный английский поэт Уоллер, услышав Меде, приветствовал нового мастера. «Другие, — сказал он, — сочиняют… стихи, но Корнель — единственный, кто умеет мыслить».132Высшее искусство — это искусство, пропитанное философией. От героической драмы Рима и Греции, от своих учителей-иезуитов, от собственных мрачных и уединенных размышлений — величественных александринцев, марширующих в его снах, — Корнель достиг уровня мысли и стиля, никогда ранее не известного во французской драме и редко встречающегося с тех пор.
Была и другая драматическая литература, которая влекла и формировала его. Он мало что мог почерпнуть из елизаветинской сцены, ибо та слишком пренебрегала классическими правилами, чтобы соответствовать классическому образцу. Но Испания в эту эпоху была без ума от театра, воздавая почести Лопе де Веге, Тирсо де Молине и Кальдерону де ла Барке как единственным достойным наследникам Софокла и Еврипида, Теренция и Сенеки. А в испанской драме Корнель нашел естественную драматическую тему — тот кодекс чести, который требовал смерти за каждое оскорбление или соблазнение. Он выучил испанский язык, прочитал «Мочедеи Сида» Гильена де Кастро (1599?), позаимствовал сюжет не более извинительно, чем Шекспир, и написал самую знаменитую пьесу во французской литературе. V
Опера «Сид» была представлена в 1636 году. Зрители почувствовали, что ничего столь сильного, как это, еще не появлялось на галльских сценах. «Она так прекрасна, — говорит современник, — что внушила любовь даже самым холодным дамам, так что их страсть иногда вспыхивала в публичном театре. В ложах видели людей, которые редко покидают свои позолоченные залы и кресла с флердоранжами».133 Мало кто знал, что сюжет был заимствован, хотя Корнель откровенно признался в этом; все восхищались его запутанной тонкостью. Высокородная Шимен и благородный Родриг трепетно влюблены друг в друга. Но отец Шимен, дон Гомес, ссорится и оскорбляет старого и больного отца Родриге, дона Дьега. Родриг считает своим долгом отомстить за отца; он бросает вызов Гомесу и убивает его. Шимен, по-прежнему любящая Родрига, считает своим долгом умолять короля Фернана обезглавить или изгнать его; конфликт между «пунктом чести» и зовом приятеля придает истории и ее противоречивым страстям необычайную силу и интенсивность. Родриг предлагает Шимене свой меч и предлагает ей убить его, но она не может решиться. Он отправляется воевать с маврами, возвращается в Севилью с пленными королями и облаками славы; вся Севилья воспевает его имя, но Шимен все равно требует его смерти. Когда Фернан отказывается, она обещает отдать свою руку тому, кто бросит вызов и убьет человека, которого она любит. Санчо принимает вызов. Родригу предлагает Санчо убить его. Чимена раскаивается в своей мести, умоляет его защищаться; он одолевает Санчо, но щадит его; наконец кодекс чести соблюден, Чимена принимает своего возлюбленного, и все хорошо.
В течение полусезона Париж славил красоту и обсуждал разумность Шимен. В спектакле звучали политические нотки. Ришелье запретил дуэли, а в этой пьесе дуэли казались частью высшего закона. Дворяне, ненавидящие Ришелье, превозносили представление аристократии, которая все еще берет закон в свои руки. Кардинал также не был доволен успехами того, кто отказывался получать его литературные директивы. Он попросил свою новорожденную Академию выступить с судебной критикой пьесы и почти не скрывал надежды, что решение будет неблагоприятным. Академия затянула обсуждение, чтобы дать остыть чувствам; наконец, через пять месяцев она опубликовала свои «Сентенции». В целом вердикт был умеренным и справедливым. Академия возражала против явного возвеличивания романтической любви, считала, что развязке не хватает правдоподобия, и видела что-то непристойное и абсурдно тщеславное в последних словах Чимены, обращенных к Родригу, когда тот шел сражаться с Санчо: «Sors vainqueur d'un combat dont Chimène est le prix» (Приди победителем из боя, в котором Чимена — приз). Эта критика была приятно смягчена заключением Академии
что даже ученые люди должны проявлять некоторую снисходительность к недостаткам произведения, которому не посчастливилось бы так понравиться обществу, если бы оно не обладало необыкновенными красотами… и что естественность и ярость его страстей, сила и деликатность многих его мыслей и неописуемое очарование, которое смешивается со всеми его недостатками, обеспечили ему высокое место среди французских поэм того же характера».134
Академия больше никогда не брала на себя обязанности литературного судьи. Корнель смягчил ситуацию, посвятив опубликованного «Сида» любимой племяннице кардинала, а самому кардиналу — свой следующий шедевр, «Горация» (1640). Ливий135 рассказал эту легенду в своей «Истории». В один и тот же день в разных городах сестры-близнецы родили тройню мужского пола: один комплект от Горация в Риме, другой — от Куриатуса в Альба-Лонге. Через поколение эти две семьи еще больше сблизились благодаря браку Сабины, дочери Куриатуса, с Горацием, сыном Горациуса, и любви Камиллы, дочери Горациуса, к одному из тройняшек Куриатусов. Но вот два города вступают в войну, их армии сходятся лицом к лицу, Сабина и Камилла трепещут в римском лагере, и Сабина задает женскую тему композиции:
Я романец, ага! Потому что Гораций — романец; Pen ai reçu le titre en recevant sa main; Mais ce nœud me tiendrait en éclave enchainée Я не могу посмотреть, где я родилась. Альбе, где я начал дышать в течение дня, Альбе, моя дорогая страна и моя первая любовь; Между нами и вами я вижу открытую войну, Я жалею о своей победе больше, чем о своей гибели. Рим, если ты не против, то ты должен быть здесь, Найдите врагов, которых я
