домой только с пленниками, чтобы населять чужим, а не своим народом дикия поля
свои в виду кочующих Половцев и Печенегов. Когда же вторгались к нам убогие в
своей воинственной грубости Ляхи, то навьючивали своих воней дивными для них
изделиями наших ремесленников; а наша столица, Киев, так ослепляла их неведомыми
еще удббствами жизни, что они не хотели возвращаться в свое убогое отечество.
До ХУИ столетия в Польше не было написано ни одной книги по польски. Мертвая
латынь пересыпалась, точно сухой горох, в головах польских грамотеев, не давая
живых ростков; а торговля и война с „Руснаками" вселяли между тем среди Поляков
русские нравы, русский вкус, шпиговали русским языком и польскую речь, которая, по
своей первоначальной формации, далеко не так благозвучна и богата, как наша русская.
Можно сказать, что древние Ляхи, в своей закоснелой грубости, воспитывались на
русскомъ
.
7
элементе, подобно тому, как младшие братья, сидя в домашнем захолустье,
воспитываются сообществом старших братьев, возмужавших в широкой бывалости.
Когда господствовало еще в Польской земле идолопоклонство, христианская вера
пришла туда прежде всего из Моравии; священное писание преподано Ляхам
первоначально на том славянском языке, который приняли уже в своей церкви Русичи,
и в начале Поляки крестились по обряду церкви греческой. Даже облатинивши в
последствии свои храмы, Ляхи звали их до XV столетия по-русски церквами (cerkwie).
В одном из краковских костелов богослужение совершалось попольски еще в начале
XVI века; а фрески святых со. славянскими надписями на стенах окатоличенных
церквей в Кракове и Казимирже оставались не замалеванными до последнего времени.
Религиозное единство с нами Поляков открывало им тот самый, что и нам, путь
исторической жизни. Но вслед за славянскими апостолами веры пришли к надвислянам
апостолы латинские, пренебрегли проповеданное уже на Висле христианство,
уничижили его вторичным крещением и началам умственного развития Ляхов дали
направление римское.
Разлившись бурно и широко, монголо-татарская сила остановилась в Кракове.
Потрясла она и Польшу, но Польша устояла на своем основании; и между тем как на
Днепре погибли плоды до-татарской культуры, край Привислянский развивался без
остановки, под влиянием западных наций. Близкое знакомство с этими нациями дало
Польше великий перевес над присоединенною к ней двояким способом Русью.
Обладатели Русской земли, сатрапы, неграмотного деспота, Литвина, до того закоснели
под его властью, что когда великий князь литовский сделался польским королем и свел
их с новыми своими подданными, польские „дуки“ показались им недостижимо
бывалыми, в общежитии дивно искусными, в грамотности зело премудрыми.
Окрещенные с Литвинами Русичи, в свою очередь, стали тогда смотреть на Ляхов, как
смотрят из родного захолустья меньшие братья на старших. Начали они уподобляться
вельможным польским людям в их быту и поступках. Шлифуясь в обществе именитых
Ляхов, теряли свою шероховатость, и естественно чувствовали благодарность к
соседям за ласковое руководительство во всем, чтб те перенимали у народов
цивилизованных. Они с Поляками дружились почтительно, а скрещиваясь родовою
кровью, смотрели на свое родство и свойство с польскими
8
ОТЛАДКИГЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ.
домами, как на высокую честь, гордились иноземными взглядами на вещи, как
отличием от людей отсталых, невежественных. Во времена оны представители
польской общественности брали себе за образец ошлифованного по-византийски
Русича с его сравнительно утонченным языком и обычаем. Теперь потомки этого
Русича подчинялись просвещенному по-римски Ляху в своем единении с ним по
государственным, общественным и домашним делам. Таким образом наш гражданский
и домашний быт, наши воззрения, вкусы и симпатии были уже издавна в высших
кругах те самые, чтб и у Поляков.
Подобно тому, как, в отдаленную эпоху восточной проповеди христианства на
берегах, Вислы, Ляхам, по всем видимостями предстояло идти тою же историческою
дорогою, что и киевским Полянам, с их русскими родичами,—потомкам киевских
Полян, а с ними и всем-польско-литовским Русичам, открылся теперь путь вечного
единства их судеб с судьбами племени Польского. Но вышло иначе, и именно по той
причине, что паны Ляхи чересчур уже близко привлекли к себе сановных
представителей нашей Руси. Не помогло тут панам Ляхам единство веры, обычаев и
фамильной политики с панамиРусичами,—напротив, оно им повредило. Польша
потому и не устояла на русской почве, что разлучила наших малорусских панов с
малорусским простонародьем, — разлучила просвещенных представителей нации с
темною массою нации.
Главным двигателем несчастного для обеих сторон единения наших панов с панами
Ляхами была завоевательная политика римской церкви.
Папские нунции, или духовные послы, резидуя один за другим в Польше при
королевском дворе, постоянно заботились о том, как бы в польско-литовской Руси
водворить латинство. Но в течение трех столетий, от Владислава Ягайла до Сигизмунда
Вазы, ревнители католичества обратили в свою веру одних наших магнатов с их
служилою шляхтою, и то далеко не всех. низшие классы в Малороссии были как-то
недоступны для латинской проповеди, кроме тех виленских, ЛЬВОВСКИХ и
люблинских мещан, которые перенимали от шляхты панские обычаи и поддавались
внушениям вельможных людей ради своих торговых интересов *).
*) 0 городельском декрете 1413 года, воспрещавшем православным занимать
высшие государственные и общественные должности и о последствиях этого декрета
не для чего распространяться, так как он оставался мертвою буквою уже и при
Казимире Ягайловнче.
.
9
Такую медленность в работе, которою только и дышала Римская Курия, объясняют
нам, вопервых, известные политические действия московского самодержца Иоанна III,
относительно Литвы Польши, а вовторых, два страшные для папистов явления в
Западной Европе.
С начала XV столетия Чехи провозгласили свободу религиозной совести устами
Гуса, а с начала ХѴИ-го—Немцы обновили науку чешских гуситов от имени Лютера.
Хотя паписты сожгли Гуса живым, а последователей его науки придавили военною
силою, но высказанная Гусом всенародно правда не переставала обнаруживать
неправду римской церкви, и пробралась из ученой Германии даже в сравнительно
невежественную Польшу. Опасно стало тогда римским агентам возбуждать против себя
негодование русских людей в Польше: боялись поддержать этим гуситскую проповедь
в среде самих католиков. Поэтому все принуждения, прикрытые королевским и
державным панским правом, были отложены до удобнейшего времени. Распространяли
католичество только домашнею проповедью, заохочивая можновладников к иноверству
королевскими милостями. То же самое должны были делать и после того, когда
чешское свободомыслие обновили немецкие богословы. Перестали делать покушения
на церковные имущества православников; боялись утратить приобретения и
католической церкви в Польше. Протестанты множились тут очень быстро и подавали
руку православникам для совместной борьбы против приверженцев римского папы.
Взаимное отрицание старой и новой веры в Бога привело Поляков даже к безбожию.
При Сигизмунде Старом, один благочестивый католик доносил в Рим о польских
протестантах так: „Наш двор чтит Бога настолько, насколько это не обижает диавола.
Здесь отвержение Христа— похвальное дело“. Польские сеймики собирались тогда
обыкновенно в костелах и церквах, где, по словам того же католика, шум, брань и
кровопролитие были явлениями заурядными.
При таких обстоятельствах мудрено было римскому католичеству распространяться
в Польше на счет греческого православия. Но всего больше останавливало латинскую
проповедь среди нашей Руси то, что Поляки не слишком сильно заботились о
завоевательной политике римской церкви. В нравах и обычаях польской шляхты
столько было чувства личной свободы, что она, в своей общности, взирала с
негодованием на всяческие принуждения к католичеству, которые агенты Римской
Курии обыкновенно внушали
2
10
.
королям и сенаторам. Пропаганда католичества в малорусском населении Полыни
велась только путем просвещения, которое сосредоточивалось тогда в представителях
