и скульптура. «В СССР в данный момент новые композиции обычно представляют собой какие-то переложения народных песен на манер Чайковского», – резюмировал Энглунд [336].
Дискуссия между Хренниковым и Энглундом очень интересна, поскольку демонстрирует основные отличия процесса создания искусства в СССР и в западных странах: в СССР композитор обслуживал систему; на Западе, частью которого была и Финляндия, композитор был свободным художником. Когда Хренников начал обвинять в формализме даже вполне умеренных западных композиторов, Энглунд вышел из себя, и завершение дискуссии прошло в очень прохладной атмосфере. Возможно, поэтому Энглунда – в отличие от посетивших СССР финских представителей культурной элиты – перестали приглашать на мероприятия посольства СССР в Хельсинки [337]. Однако Энглунд не стал персоной нон грата для СССР. Он ездил в страну и в последующие годы, хотя понятно, что подобная открытая критика советской системы не приветствовалась. Иностранные гости, относившиеся к СССР с его ограничениями не так резко, были, с точки зрения КПСС, намного более желанными гостями.
В своих беседах с Хренниковым Энглунд упомянул, что Сибелиус настолько погряз в своем одиночестве, что с большинством своих финских коллег никогда не встречался. Хренников заметил, что в СССР подобное невозможно. Продолжая спор, Энглунд заметил, что народ необходимо образовывать, а не ждать, что композиторы будут приноравливаться к народным требованиям. Энглунд сравнил роль новой музыки в США и СССР: в Америке грампластинки стоили недорого и были доступны каждому, к тому же представляли самую разнообразную европейскую современную музыку, которая в СССР напрочь отсутствовала. Зато в Советском Союзе, в отличие от США, часто устраивались концерты классической музыки. Популярность исполнительского искусства в СССР произвела на Энглунда большое впечатление, и он не переставал удивляться тому, что на этих концертах залы, несмотря на свой огромный размер, были постоянно полными. В Финляндии меньшие концертные залы были часто заполнены лишь наполовину [338]. Кроме того, Энглунд поднял тему финской музыки в СССР. По его словам, единственным известным в СССР финским произведением был представленный публике Давидом Ойстрахом скрипичный концерт Сибелиуса [339].
В своих публикациях в газете «Työväen musiikkilehti» («Музыкальная газета рабочих») Энглунд исключительно хвалил советских коллег. Он писал, что с ними всегда приятно беседовать, хотя они часто придерживаются другой точки зрения по столь волновавшей его теме служения народу советских композиторов. Впоследствии Энглунд писал: «Обычно считается, что я вернулся из СССР разочарованным. Но это совсем не так. <…> Везде ведь есть и хорошее, и плохое» [340].
В полном восторге он остался от грузинской музыки, которая восхитила его еще во время визита грузинского ансамбля народного танца в Финляндию летом 1948 года. По собственному признанию, Энглунд ранее никогда не интересовался народными танцами, никогда не слышал грузинской музыки и не был знаком с грузинскими музыкальными инструментами. В рамках визита в СССР он смог лучше познакомиться с Грузией и ее искусством. На основе своих наблюдений Энглунд написал короткий, но очень воодушевленный очерк в освещающее поездку делегации издание, в котором превозносил грузинскую музыкальную культуру. А вот о Советском Союзе в этом его сочинении не было ни слова [341].
Тавастшерна смог снова посетить СССР в 1951 году, причем дважды. Финнам по-прежнему было непросто пересекать советско-финляндскую границу, поэтому поездки Тавастшерна можно считать исключением. В День независимости Финляндии в 1951 году он выступил на организованном посольством Финляндии в Москве мероприятии, которое включало дискуссию с музыкальным критиком Константином Саквой (1912–1996). Во время этой дискуссии Тавастшерна довольно открыто раскритиковал осуждение, которому подверглись со стороны КПСС ведущие композиторы в 1948 году. В процессе дискуссии Тавастшерна, очевидно, разволновался и заявил, что «современная политика СССР в области искусства практически во всех сферах привела к угнетающему застою». Саква резко отверг это утверждение, но чуть позже, в машине, где не было больше никого, признался, что Тавастшерна в целом прав. Тавастшерна написал об этой дискуссии обширную статью, которая, однако, никогда не была опубликована [342]. Инцидент, к счастью, никак не повлиял на его поездки в СССР, и в апреле 1952 года он побывал в стране уже в четвертый раз.
Ил. 21. Эрик Тавастшерна (в центре) беседует с композитором Рейнгольдом Глиэром (слева) и пианистом Евгением Малининым в Москве в рамках финляндско-советского праздника дружбы. 4 декабря 1954 года. Автор фото неизвестен. Источник: Kansan arkisto
Информация, которую привозили из Советского Союза редкие гости, была практически единственной возможностью что-то узнать о музыкальной жизни СССР. Советская музыка вызывала большой интерес, например, Филармонический оркестр Хельсинки включил в свой репертуар полученные из СССР произведения. Большая часть советских публикаций о композиторах СССР была схематичной, созданной по определенной схеме. Статьи Тавастшерна предлагали намного более человечный образ, например, Прокофьева, чья музыка в Финляндии была известнее его личности. Благодаря культурным визитам появлялась возможность узнать что-то новое об известных музыкантах. Важно упомянуть, что ни один из этих первых визитов не был упомянут в крупных советских газетах. Только имя Пальмгрена промелькнуло в опубликованном в «Известиях» коротком тексте, в котором упоминалось о прибытии финской делегации, уточнялся ее состав и сообщалось о том, что члены делегации побывали в различных театрах и музеях [343].
Матти Раутио побывал в СССР весной 1952 года в составе первой финской делегации деятелей искусства – этой поездке посвящена следующая глава. Упоминаний о его программе в СССР найти не удалось. Вместе с композитором Ахти Сонниненом (1914–1984) Раутио представлял Музыкальный отдел ОФСС в тот момент, когда по приглашению Общества в Финляндию прибыл малоизвестный за границей советский композитор Серафим Туликов (1914–2004). Туликов специализировался на идеологически правильных песнях, выполняя политический и идеологический заказ. Визит остался в Финляндии малозамеченным. Вместе с Туликовым прибыла пианистка Татьяна Николаева, имевшая намного бóльшую международную известность, чем Туликов [344]. «Известия» отметили поездку Туликова, упомянув в статье также недавно посетившего СССР Раутио. Возможно, визит Туликова стал ответным визитом на приезд Раутио.
При жизни Сталина культурные визиты нельзя было назвать регулярными. Единичные официальные встречи не удовлетворяли интерес финских музыкальных кругов к музыкальной жизни СССР. Весной 1952 года ВОКС обратился к ОФСС с просьбой предоставить ему сведения о музыкальной жизни Финляндии. Такие запросы общего уровня направлялись также и в другие западные страны. ОФСС переадресовало запрос в свой Музыкальный отдел, но одновременно центральное руководство ОФСС попросило отдел составить представление, на основе которого ОФСС могло бы попросить ВОКС направить в Финляндию в качестве приглашенных артистов деятелей музыкальной сферы. Составленное отделом представление было амбициозным: высказывалось пожелание принять в Финляндии Евгения Мравинского,
