href="ch2-355.xhtml#id135" class="a">[355].
Журналист газеты «Helsingin Sanomat» Мартти Вуореньюури (1932−2008) вместе с Лео Шульгиным из международного отдела редакции придумал, как поговорить с Шостаковичем в неформальной обстановке. Получившееся интервью стало лучшим из когда-либо опубликованных в западных странах интервью Шостаковича. Журналисты поехали в Ленинград и сели в следовавший в Финляндию поезд, в котором ехал Шостакович, и уже на месте получили от него согласие на интервью. Вуореньюури, известный в качестве музыкального критика газеты «Helsingin Sanomat» под псевдонимом МиВи (MiVi), позже успешно применил эту же тактику в отношении Святослава Рихтера и Евгения Мравинского.
Интервью ничего нового о Шостаковиче как о композиторе не сообщало, зато о его личной жизни стали известны новые для читателей факты. Получился портрет Шостаковича как частного лица, ранее остававшийся в тени официального образа композитора. Редко когда удавалось достичь подобного эффекта, общаясь с гастролировавшими советскими артистами. Немногие из них позволяли своему частному «я» проявиться в интервью. Вместо этого артисты обычно сыпали идеологическими клише о строительстве СССР или роли партии. Журналисту Вуореньюури Шостакович рассказал также о своей второй жене – активистке ЦК ВЛКСМ Маргарите Кайновой (годы замужества 1956–1960), ехавшей в поезде вместе с ним. Кайнова бывала в Финляндии и раньше, в 1954 году. Для самого композитора визит в Финляндию был первым и остался единственным. Весной того же года он посетил Италию и Францию.
Шостакович рассказал Вуореньюури об оперетте «Москва, Черёмушки», над которой как раз работал – сатирической истории о жизни в советском городском районе; работа была закончена в конце того же года. По словам Вуореньюури, во время интервью Шостакович был оживлен и часто смеялся. Он напоминал журналисту отца семейства в отпуске. У жены и дочери композитора были свои купе в поезде. В Париж композитор также брал с собой супругу, а вот для 22-летней дочери Галины поездка в Финляндию стала первым путешествием за границу. Шостакович несколько раз повторил, что он надеется увидеть финскую сельскую местность. Сожалел, что так и не встретился со скончавшимся годом ранее Сибелиусом, которого очень ценил. Шостакович рассказал, что на свой 50-летний юбилей в 1956 году получил от Сибелиуса любезное письмо и теперь планирует посетить его могилу. Когда Вуореньюури спросил Шостаковича о Ленинграде 1920‐х годов, композитор упомянул Бориса Асафьева (1884–1949), Гавриила Попова (1904–1972) и Ивана Соллертинского (1902–1944). В публикации, правда, фамилия музыковеда Соллертинского была написана неправильно – Фоллертинский [356]. О Попове Шостакович сказал, что тот больше не пишет музыку, что было неправдой. В течение 1950‐х годов Попов написал довольно много симфоний и композиций к кинофильмам, несмотря на проблемы с алкоголем; после 1936 года его композиторский стиль стал значительно более традиционным.
На вокзале в Хельсинки Шостаковича встречала толпа, в вагон поднялся советник посольства СССР в Финляндии Иван Филиппов (1907–1989) – из‐за кризиса в советско-финских отношениях, известного как «Ночные заморозки», в Хельсинки не было посла Советского Союза [357]. Среди встречавших была балетный хореограф Марина Семенова (1908–2010), в это время работавшая по приглашению в Национальной опере Финляндии.
Встречала Шостаковича также делегация от ассоциации «Композиторы Финляндии» в лице Йоонаса Кокконена (1921–1996) и Нильса-Эрика Фогстедта [358]. Во время короткого пресс-подхода композитор держался довольно свободно; свое выступление он закончил следующим заявлением: «Я хотел бы сказать еще пару слов. Я желаю, чтобы между нашими странами были мир и дружба». Один из журналистов отметил, что Шостакович не смог сразу вспомнить возраст своего сына (Максиму было тогда 20 лет), пока его жена не напомнила ему [359]. Среди встречавших были, конечно, представители и ОФСС под руководством Тойво Карвонена и Сюльви-Кюлликки Килпи (1899–1987). Упомянули их только левые СМИ, такие как газета «Kansan Uutiset» («Народные новости»).
Вечером на ужине в гостинице «Kämp» присутствовала только небольшая компания [360].
Во время своего короткого визита в Финляндию Шостакович выглядел расслабленно и много шутил. Например, он эвфемистически сравнил себя с Гёте: мол, лучшая из его композиций «еще не написана», но и «худшая, наверно, тоже еще не написана» [361].
Встречи Шостаковича с финскими композиторами прошли в очень ограниченном составе. Ассоциация «Композиторы Финляндии» пригласила Шостаковича на обед, во время которого представитель посольства внимательно следил за всем, что говорил композитор. Поскольку мероприятие было организовано не посольством СССР, на нем смог присутствовать Энглунд. Его попросили сымпровизировать на тему, предложенную Шостаковичем. Импровизация Энглунда произвела на советского композитора впечатление, и позже он отправил Энглунду собственноручно подписанную свою Вторую сонату для фортепиано, в основе которой лежала музыкальная тема этой импровизации [362]. Шостакович явно не злился на Энглунда из‐за неприятных вопросов, которые финский композитор задавал ему в качестве журналиста, хотя советские чиновники были рассержены публикациями Энглунда.
Задуманное как культурное мероприятие вручение премии имени Я. Сибелиуса превратилось в конце концов в политическое событие крупного масштаба. На церемонии присутствовали, помимо представителей Фонда Сибелиуса и самого Шостаковича, президент Финляндии Урхо Кекконен и члены дипломатического корпуса, а также представители политической, экономической и культурной элиты. На мероприятии выступили Симфонический оркестр Финского радио с музыкой Сибелиуса и Верди, а также оперная дива Элла Эронен (1900–1987) [363]. Из произведений Шостаковича был сыгран фортепианный квинтет 1940 года в исполнении квартета «Хельсинки» под управлением пианиста Тимо Миккиля (1912–2006).
Политический скандал разразился на следующий день, когда композитор объявил на пресс-конференции, что дарит призовой фонд премии в 7,5 миллиона марок в полном объеме Обществу «Финляндия – Советский Союз». Антти Вихури (1883–1962), не желающий финансировать СССР или поддерживать как-либо его деятельность, был сильно рассержен этим решением. Было понятно, что посольство СССР рассматривало премиальные средства в качестве удобного способа залатать бюджет ОФСС, и Шостаковичу просто не оставили выбора. Композитор заявил, что передает деньги ОФСС в первую очередь на развитие музыкальной культуры [364]. На эти цели средства, однако, потрачены не были, а ушли прямо на покрытие расходов ОФСС. На пресс-конференции композитора поставили в неловкое положение, задав вопрос, не хочет ли он купить на призовые средства, например, автомобиль. Шостакович ответил, что имеет гарантированные доходы и машина у него уже есть, а название и авторитет премии для него гораздо важнее ее денежного эквивалента [365]. После этого слуачя премия имени Я. Сибелиуса в следующий раз была присуждена только после смерти Вихури.
На следующий день после скандала Шостакович посетил, как и было запланировано, могилу Сибелиуса и его дом в усадьбе «Айнола». Сопровождать Шостаковича прибыли старшая дочь Сибелиуса Ева Палохеймо (1893–1978) и его зять, дирижер Юсси Ялас. Шостакович сходил также на концерт Филармонического оркестра Хельсинки, который
