которые беспре-
.
27
стайно переселялись в Польшу и в польскую Русь, угрожаемые террором со
стороны латинского духовенства, и вносили в полъекорусскую среду свой
реформационный взгляд на пастырство человече ских душ. Теперь немецкий
протестантский образ мыслей распространялся у нас во всех церковных братствах,
которые ничем уже не отособлялись от ремесленных цехов и купеческих корпораций.
Насколько малорусская церковь походила своими верованиями и обрядами на римскую,
настолько надобно было ждать в ней и реформы, постигшей римскую церковь везде в
немецких землях и в самой Полыпе. Мещане перестали видеть в своем духовенстве
руководителей в разумении Священного Писания, перестали веровать в благодать
рукоположения и смело заявляли опеку церковного братства над рукоположенными.
Такая реформация понятий о церкви выразительнее всего проявилась в Львове,
многолюднейшем городе после Вильны, столицы южнорусского протестантства. Под
конец XVI столетия, восточные патриархи утратили уже у Турок терпимость, которую
относительно христиан ввел было среди них мудрый завоеватель Константинополя,
Магомет II. Подкупаясь один под другого, верховные наши первосвященники сами
учили мусульман увеличивать все больше и больше наложенную на христианские
патриаршества дань. Начали Турки теснить их в церковных имуществах и нередко
обращали христианские храмы в магометанские мечети. Претерпевая такое поругание,
восточные патриархи не могли держать себя так строго относительно подвластных им в
церковном управлении народов, как держал себя первосвященник римский. Теснила их
нужда; подкупались под них пройдохи; теряли они, в борьбе за свой сан, чувство
архипастырского достоинства. Поэтому подписывали бывало подаваемые им от наших
церковных братчиков грамоты, не зная даже, что в них написано. И вот, одною из таких
покупных трамот предоставили они львовскому братству наблюдение за благочестием
и порядком всей русской церкви в Польше, с тем что, еслибы и епископ в чем-либо
поступал недостойно, то братство должно было смотреть на него, как на врага истины
и противиться его распоряжениям. В других патриарших грамотах говорилось прямо,
что названное братство на вечные времена не обязано было подчиняться никакому
духовенству,—ни митрополичьему, ни владычьему, ни иному духовному начальству,
суду я благословению, кроме патриаршей константинопольской кафедры. За нарушение
такой привилегии патриархъ
28
.
посылал нашим архиереям строгие выговоры, похожие на папские breve, и не
обинуясь угрожал им отлучением от церкви.
Между тем протестанты так усердно заботились о наших братствах, что снабжали
их школы собственными наставниками, а малорусские типографии учеными
распорядителями. Отсюда произошло удивительное, но не замеченное нашею
историографиею явление: что тогдашняя малорусская полемика выставляла на
всенародное негодование имена вельможных панов, совратившихся в католичество, и
совершенно игнорировала таких людей, как Радивилы, Ходкевичи, Вишневецкие,
Дорогостайские, Немиричи, Пузины и т. д., которые пренебрегли верою православных
предков своих и поделались лютеранами, кальвинистами, ариянами и другими
нововерными сектантами. Протестанты прикрывались в этом деле „повагою" князя
Василия и напечатали для нашего употребления столько неортодоксальных книг, что,
спустя много лет по смерти престарелого Острожского, с одной стороны митрополит
Петр Могила очищал православные церкви от книг, подготовлявших нас к новаторству,
а с другой прозелиты римского католичества вырывали такия книги из рук у
невежественных малорусских попов.
В самый разгар борьбы православников с церковною униею, из острожской
типографии вышла написанная протестантом от имени „людей древней русской
религии" книга „Апокрисисъ". В этой книге проповедывалось: что „совершеннейший
собор не есть судилище состоящее из одних епископовъ"; что „между мирянами много
бывает благочестивых людей, которые одною своею простотою могут делать многое";
что между ними „много бывает ученых, которые гораздо умнее епископовъ"; что
„простому мирянину и без посвященных, лишь бы только он знал Писание, надобно
больше верить в поучениях, нежели самому папе", и тому подобное.
Предводители малорусского протестантства, соединенные с князем Василием узами
дружбы и родства, видели, может быть, в нем нового Фридриха Саксонского, который,
не выступая открыто за реформацию, от всего сердца покровительствовал учению
Лютера. Но политический и церковный эквилибрист, князь Василий, обманул их
надежды, так точно как и надежды православников.
Еще в 1577 году, ему, как высшему авторитету малорусской веры, посвятил иезуит
Скарга книгу, которая доказывает: будто Греки отступили от единства Божией церкви;
будто русская церковь, подначальная восточным патриархам, не имеет будущности, и
будто перед нею один только путь—соединиться с церковью римскою.
.
29
С того времени иезуиты не переставали долбить мертвый ум так называемого
Начальника Русского Православия, как водяная капля долбит камень, и, подобно
протестантам, окружали князя Василия своими людьми.
В числе избранных особ, с которыми князь Василий беседовал наедине, были два
агента иезуитской факции, Кирилл Терледкий и Ипатий Потей. Каждый из них
происходил из знатного панского дома, и оба считались „головами не малыми" среди
нравославников. Терледкий был сперва протопопом в Пинске, а с 1585 года, по
протекции князя Василия, король сделал его владыкою луцким и острожским; а Потей,
будучи родственником князю по жене, получил место брестского каштеляна, а в 1593
году сделали его Владимирским владыкою. Они пользовались свободным доступом к
„верховному хранителю и защитнику православной церкви", как величали князя
Василия духовные панегиристы, и при всяком удобном случае преподавали ему, точно
катихизис, те мысли, которые иезуит Скарга высказал в посвященной ему книге.
Могущественный князь не оспаривал того, что церковная уния дело спасительное, а
собеседники распространяли благосклонные слова его в обществе и настраивали
общественное мнение так, как того желали католические клерикалы. Но, зная, как
зыбок Начальник Русского Православия в своих намерениях, и видя его тесную дружбу
с протестантами, не смели открывать ему всех своих замыслов, а вели дело так, чтобы
поставить его в невозможность противодействовать им. Король Сигизмунд III поощрял
тайком обоих епископов своими милостями и обеспечивал своею властью. В заговоре с
ними был и Киевский митрополит Михаил Рогоза, воспитанный в иезуитской школе
высших наук и приготовленный к предстоявшей ему роли заблаговременно. Но этот не
высказывался вовсе, и держал себя неопределенно между папистами и православными,
как и сам князь Василий. Прочих малорусских архиереев приготовляли иезуиты в
отступничеству обещанием королевских пожалований. Но православных иерархов,
сравнительно с католическими убогих, не столько прельщали бенефиции и даже
обещанное им заседание в „сенаторской лавице®, как то, что соединение с католиками
под верховною властью римского папы освободит их от вмешательства в духовные
дела светских панов, которые, в качестве патронов, держали высшее духовенство, как и
низшее, в полной от себя зависимости и, вписываясь в братства под именем старших
братчиков, передавали письменно свой автори-
m
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОГЬ ПОЛЬШИ.
тетъ* братчикам младшим, а младшие братчики, будучи торгашами, чеботарями,
воекобойниками и т. п., верховодили в церковной иерархии на основании купленных у
константинопольского патриарха грамот.
Терлецкий и Потей'не раз писали к князю Василию, советуясь, как бы великое и
спасительное дело церковной унии довести до конца без особенной тревоги в
обществе, наконец повернули круто, и в1595 году, получив от короля субсидию,
отправились в Рим просить папу от имени „всех христианъ14 простереть свое
главенство и на Русь. Этот поступок оскорбил князя Василия смертельно.
Возненавидев унию, которую до сих пор лелеял, как практикэквилибрист, он отправил
посла на протестантский съезд в Торне, и в инструкции послу написал такия угрозы
королю и католической шляхте, как будто готовился идти на них войною. Инструкция
