Неизбежно встает вопрос: работал ли когда-нибудь Зорге и на немцев так же, как на русских? Глава германской службы безопасности Вальтер Шелленберг в вышедших после его смерти мемуарах категорически утверждал, что Зорге отправлял разведывательные отчеты в Берлин и что в 1940 году службы безопасности защитили его от «трудностей» и расследования, предпринятого нацистской партией, учитывая крайнюю ценность поставляемых им разведданных, поступавших якобы по официальным каналам германского агентства новостей, руководитель которого Вильгельм фон Ритген передавал информацию, полученную от Зорге, самому Шелленбергу.
Появляется, таким образом, другая легенда о Зорге, а именно, что Зорге — двойной агент. Достоверность этой правдоподобной теории, как и других аспектов деятельности Зорге, не может быть установлена или опровергнута в свете имеющихся данных. Однако очевидно, что все журналисты-международники в военное время обязаны были поставлять различную информацию разведслужбам своих стран. Верно и то, что Зорге иногда замещал местного руководителя германского агентства новостей в Токио д-ра Рудольфа Вейзе, когда последний отсутствовал, и в его обязанности входило докладывать Ритгену в Берлин. Существуют также данные, показывающие, что сам Вейзе был связан с германскими разведслужбами.
Однако, если Зорге был непосредственно занят подобной деятельностью, кажется вполне вероятным, что это проявилось бы в какой-то форме в ходе расследования, начатого службами безопасности вскоре после его ареста, как это случилось в деле Лисснера, — если только эти службы не сочли более благоразумным убрать засвеченного агента без комментариев. Однако реальные предположения, стоящие за утверждениями Шелленберга, таковы, что Зорге подозревали в работе на русских, но что он посылал ценную информацию о японских намерениях, а также об английской и американской политике на Дальнем Востоке и потому его следовало сохранить и защитить в качестве источника, поставляющего информацию через обычные каналы и находящегося под наблюдением. Для этой цели полковник Мейзингер, по словам Шелленберга, и получил указание выполнить особое задание. Доклад Мейзингера оказался благоприятным для Зорге, но по некоторым причинам он несколько неуклюже дал понять японской полиции, что у него есть приказ вести наблюдение за соотечественником. Об этом промахе стало известно Шелленбер-гу, к его крайнему удивлению, от японской полицейской миссии, посетившей Берлин весной 1941 года.
«Разведданные, получаемые от Зорге, становились все более и более важными для нас, поскольку в 1941 году мы очень хотели знать как можно больше о планах Японии в отношении Соединенных Штатов… А после начала нашей кампании в России он предупредил нас, что Япония ни при каких обстоятельствах не денонсирует Пакт о ненападении, заключенный ею с Советским Союзом».
Тезис Шелленберга, однако, не подразумевает напрямую, что Зорге был профессиональным агентом германских разведслужб, а скорее подчеркивает, что он был совершенно необходимым источником ценной информации. Возможно и еще одно объяснение, а именно: Зорге, который всегда особо подчеркивал важность добровольно взятой на себя «политической» миссии в борьбе за влияние через германское посольство в Токио на германскую политику в Берлине в определенных, выгодных для Советского Союза направлениях, на самом деле посылал отчеты, составленные так, чтобы произвести именно такой эффект. Если таким образом он смог убедить немцев, что Япония не нападет на Советский Союз, тогда его истинную миссию действительно можно считать вдвойне выполненной. А потому вполне возможно, что подобные отчеты Зорге передавал в Берлин по своей собственной инициативе, преследуя именно такие цели. Нет бесспорного свидетельства, кроме заключения Шелленберга, которое пролило бы свет на версию, что Зорге действительно был двойным агентом. Суть его журналистской работы в посольстве или даже его разовые услуги в качестве курьера сами по себе ничего не доказывают.
Существует, однако, один факт, позднее явившийся на свет с помощью Мейзингера, который наводит на мучительные размышления. Среди бумаг Франца Губера, предшественника Мейзингера на посту полицейского атташе в Токио, Мейзингер нашел чек, подписанный Зорге, на получение определенной суммы. Этот факт можно объяснить тем, что для Зорге, возможно, было и удобно, и выгодно выполнять отдельные услуги разведывательного характера для Губера, однако этот единственный небольшой ключ, возможно, поможет вдохнуть жизнь в легенду о двойном агенте, существующую среди многих других, связанных с именем Зорге. То, что подобная возможность приходила в голову и японцам, косвенно подтверждает прокурор Йосикава, допрашивавший Зорге.
«Мы хотели знать, действительно ли Зорге был германский шпионом и, используя коммунистов в Японии, на самом деле шпионил для нацистского режима. Это один вопрос. Второй вопрос — был ли Зорге двойным агентом, работая и на Берлин, и на Москву. Третий вопрос — действительно ли он шпионил на Москву, притворяясь нацистом. Таким образом, мы допрашивали Зорге, не имея какого-либо предвзятого мнения. Наше отношение было очень осторожным и взвешенным».
Такое же «осторожное и взвешенное отношение» к Зорге, как у Йосикавы, должно быть и у историков.
АМЕРИКАНЦЫ И ЗОРГЕ
8 октябре 1945 года американские оккупационные власти в Японии отменили Закон о сохранении мира, согласно которому в военное время были арестованы многие политзаключенные, и около пятисот человек, мужчин и женщин, содержавшихся в различных тюрьмах, разбросанных по всей стране, вышли на свободу. Среди них были и восемь человек, имевших отношение к делу Зорге.
Отделение военной разведки (G2) при американской администрации в Японии, работавшее под руководством генерал-майора Чарлза Уиллоби, было создано всего за несколько месяцев до этого и занималось неотложной и грандиозной задачей разоружения японской военной машины, состоявшей из более чем пяти миллионов человек в самой Японии и за ее пределами, а также установлением режима оккупационного правления. Какие-либо расследования в отношении небольшой группы политических заключенных, лишь недавно освобожденных из тюрем, не могли, естественно, рассматриваться в качестве первоочередной задачи. А что касалось дела Зорге, то кроме кратких и ничего не значащих сообщений различных пресс-агентств, появившихся еще во время войны, никакой доступной информации о значении и разветвленности этого дела больше не было.
По словам генерала Уиллоби, первый ключ к разгадке дал «уходящий со своего поста японский чиновник, который сказал мне, что в списке освобожденных политических заключенных есть и иностранные агенты, остатки группы Зорге — в частности, Макс Клаузен».
Клаузен, которого после освобождения из тюрьмы доставили сначала в американский военный госпиталь, а после лечения — на военном самолете в Токио, тихо жил в японской столице до самой весны 1946 года. В какой-то момент он заметил, что за ним следят американцы, и внезапно отбыл при содействии советского посольства в Советский Союз.
Больше никаких действий не предпринималось, кроме сбора в рабочем порядке различных материалов, относящихся к делу Зорге, изъятых из архивов японского суда и полиции. Основным их источником стал «Ежегодник японской полиции за 1942 год» и «Материалы по делу Зорге, части 1 и 2», опубликованные японским Министерством юстиции в качестве совершенно секретного документа с ограниченным хождением в апреле того же года. В этих документах приведено основное «признание» самого Зорге. По личным указаниям генерала Уиллоби, полковником Дэвисом из СИС (Служба гражданской разведки) был составлен первый отчет, основанный на этих данных, и в начале 1946 года отправлен в Вашингтон. Документ этот интересен с профессиональной и исторической точек зрения как пример техники разведывательного дела.
Потрясшее многих в феврале 1946 года дело о шпионаже в Канаде, когда Игорь Гузенко обнародовал первый подробный отчет о советской шпионской сети, действовавшей в мирное время в дружественных странах, а в военное время — и в странах союзников, вызвало серьезный психологический шок у западной общественности. В Соединенных Штатах такое же и даже более сильное впечатление произвело дело Хисса. Были ли эти дела пусть прискорбными, но изолированными примерами подпольных операций советских разведслужб, или же эти службы составляли широкую сеть, разбросанную по всему западному миру? Генерал Уиллоби быстро оценил истинное значение дела Зорге в широком смысле и первое, что он сделал, — велел д-ру Нобле, также сотруднику СИС и образованному историку, переработать отчет Дэвиса, после чего эту пересмотренную версию отправил в декабре 1947 года в Вашингтон вместе с рекомендацией использовать ее в военно-учебных школах «в качестве инструктивного материала в связи с опасениями, вызванными канадским делом о шпионаже».