достоянием какого-то определенного ареала. Можно назвать волчок – изобретение сугубо западное, воздушного змея, который, по-видимому, был неизвестен в Европе до XVIII века, – но что же еще? Остальные игры еще в давние времена в той или иной форме распространились по всему свету. Они доказывают то, что человеческая природа всюду одинакова. Даже если иногда и удается определить их происхождение, приходится отказываться от попыток очертить сферу их распространения. Каждая из них везде популярна: волей- неволей приходится признать какую-то удивительную универсальность игровых принципов, законов, приспособлений, приемов.
А) Взаимозависимость игр и культур
Устойчивость и универсальность взаимно дополняют друг друга. Они особенно значительны потому, что игры в большой мере зависят от культуры, в которой они практикуются. В них сказываются ее предпочтения, в них находят продолжение ее обычаи, в них отражаются ее верования. В античности игра в «классики» была лабиринтом, по которому подталкивают камешек – то есть душу – к выходу. С приходом христианства рисунок «классиков» удлинился и упростился. Теперь они воспроизводят план базилики: требуется довести душу-камешек до Неба, Рая, Венца или Славы, которые совпадают с главным алтарем храма, схематически изображенного последовательностью квадратиков на земле. В Индии играли в шахматы с четырьмя королями. Игра была перенесена в средневековую Европу. Под двойным влиянием культов Богоматери и куртуазной любви один из королей превратился в Королеву или Даму, и она сделалась самой сильной фигурой, тогда как королю была отведена роль идеального, но пассивного приза, за который идет борьба. И все же главное состоит в том, что эти перемены не затронули сущностную непрерывность игры в «классики» или в шахматы.
Можно пойти дальше и заявить, что существует взаимосвязь между любым обществом и популярными в нем играми: правила этих игр связаны с типичными достоинствами и недостатками членов данного коллектива. В этих любимых и шире всего распространенных играх проявляются, с одной стороны, самые расхожие вкусы, способы рассуждать, а с другой стороны, они воспитывают и тренируют играющих, закрепляя в них эти достоинства и изъяны, незаметно подтверждая их привычки и предпочтения. Тем самым игра, которую почитает тот или иной народ, может одновременно служить для определения некоторых его моральных или интеллектуальных черт, доказывать точность описания и делать его еще более истинным, подчеркивая эти самые черты у играющих.
Нет ничего абсурдного в том, чтобы ставить диагноз целой цивилизации на основе тех игр, которые в ней особенно процветают. В самом деле, если игры суть факторы и образы культуры, то отсюда следует, что в известной мере цивилизация и та или иная эпоха в ее истории может быть описана через свои игры. Они с необходимостью выражают ее общий облик и дают важные указания относительно предпочтений, слабостей и сильных сторон данного общества в данный момент его эволюции. Быть может, для бесконечного ума, для воображаемого демона Максвелла [30] судьбу Спарты уже можно было предсказать по воинской суровости игр в палестре, судьбу Афин – по апориям софистов, падение Рима – по боям гладиаторов, а упадок Византии – по схваткам на ипподроме. Игры дают людям привычки, образуют их рефлексы. Они позволяют ожидать реакций определенного типа и, следовательно, заставляют считать противоположные реакции грубыми или коварными, вызывающими или нечестными. Конечно, контраст между играми двух соседних народов – не самое надежное объяснение причин психологических трений между ними, но задним числом он может стать их впечатляющей иллюстрацией.
К примеру, небезразличен тот факт, что главный англосаксонский спорт – это гольф, то есть такая игра, где каждый в любой момент имеет возможность сколько угодно и как угодно плутовать, но как только в этой игре начинают плутовать, она утрачивает всякий интерес. Ничего удивительного, что в тех же странах существует корреляция между поведением налогоплательщика по отношению к фискальным органам и гражданина по отношению к государству.
Не менее поучительный пример дает аргентинская карточная игра «труко», где все строится на хитрости и даже, если угодно, плутовстве – но только плутовстве кодифицированном, регламентированном, обязательном для всех. В этой игре, сходной с покером и манильей, для каждого игрока главное – сообщить партнеру, какие карты и комбинации карт у него на руках, и чтобы об этом не узнали противники. Для обозначения карт он пользуется мимикой. Есть целый ряд специальных мин, гримас, подмигиваний, которые всегда, неизменно соответствуют определенным старшим картам. Эти знаки, предусмотренные правилами игры, должны дать сведения союзнику, не выдавая их врагу. Хороший игрок умеет быстро и незаметно воспользоваться малейшей невнимательностью другой команды: мгновенная игра мимики – и его партнер предупрежден. Что же касается карточных комбинаций, то они имеют названия, например цветок; умение игрока заключается в том, чтобы намекать на эти названия партнеру, не произнося их вслух, подводить к ним издалека, чтобы партнер понял сообщение. Столь необычные элементы этой крайнераспространенной, можно сказать национальной игры опять-таки с необходимостью вызывают, поддерживают или выражают определенные психологические привычки, влияющие на оригинальный облик повседневной жизни, а порой и на ход общественных дел: это использование хитроумных намеков, острое чувство солидарности между партнерами, склонность к обману – полушутливому, полусерьезному, в принципе допустимому и благосклонно принимаемому, но с правом отыгрыша; наконец, многоречивость, в потоке которой не так-то просто отыскать ключевое слово и которой также тренируется соответствующая способность их отыскивать.
Китайцы считают шахматную и шашечную игру одним из четырех видов деятельности, в которых должен упражняться образованный человек, – наряду с музыкой, каллиграфией и живописью. Они полагают, что эти игры равно приучают ум получать удовольствие от многообразных решений, комбинаций и ловушек, которые ежеминутно возникают в постоянно обновляющихся ситуациях. В них усмиряется агрессивность, а душа учится безмятежности, гармонии, радости от созерцания возможных вариантов. Это, безусловно, специфическая черта определенной цивилизации.
Ясно, однако, что такого рода диагнозы чрезвычайно сложны. Даже те из них, что кажутся самыми очевидными, следует строго проверять другими данными. Вообще, они изначально теряют всякое значение из-за множественности игр, одновременно пользующихся предпочтением в одной и той же культуре. Наконец, бывает, что игра дает безобидную компенсацию, шутливо-фиктивный выход для преступных склонностей, которые порицаются и осуждаются законом и общественным мнением. В отличие от марионеток на ниточках, чаще всего феерически-грациозных, ручные куклы- гиньоли обычно изображают (это уже отмечал Хирн) [31] персонажей грубых и циничных, склонных к гротеску и аморальности, а то и к кощунству. Такова традиционная история Панча и Джуди [32]. Панч убивает жену и сына, не дает милостыни нищему и колотит его, совершает всевозможные преступления, убивает смерть и черта, а в
