объявляется во многозначных цифрах.
Наконец, у него должна быть возможность плутовать, встряхивая аппарат. Tilt [121] обозначает лишь предел, которого нельзя переступать. Это сладостная угроза, дополнительный риск, своего рода вторичная игра, накладываемая на первичную.
Г-н Джулиус Сигал делает любопытное признание, что в момент депрессии он иногда делает крюк в полчаса – к своей любимой машине. И играет, веря в «целебную возможность выигрыша». Выходя, он вновь уверен в своем таланте и своих шансах на успех. Отчаяние исчезло, агрессивность утихла.
Поведение игрока перед игровым автоматом кажется ему столь же симптоматичным для склада личности, как тест Роршаха. Если ему верить, каждый игрок старается доказать себе, что он может победить машины на их собственном поле. В своем воображении он господствует над механикой и накапливает огромные богатства, высвечиваемые на табло. Он достигает этого успеха в одиночку и может повторять его сколько угодно раз. «Ценой мелкой монетки он экстериоризирует свое раздражение и добивается послушания со стороны мира».
В свое время я изложил статью г. Сигала, не обсуждая ее. Однако я думал и об этом. В самом деле, мне кажется, что большинство пользователей игровых автоматов мало походят на г. Сигала и, в частности, вовсе не испытывают такого же мстительного возбуждения, когда приводят в движение пружину аппарата. В его признаниях, пожалуй, больше воображения, чем наблюдения – как будто рассказчик приукрашивает привычку, которой сам, вероятно, стыдится, и усердно приискивает ей всякие психологические глубины, способные сделать ее привлекательной и как бы респектабельной или же гигиенически полезной. Игровой автомат с трудом может являть собой образ побежденного и повинующегося мира механики; он отнюдь не слушается и успокаивает, а раздражает своей непреклонностью. Обычно игрок не столько торжествует, сколько нервничает. Он уходит от машины ни с чем, в ярости от того, что безрезультатно истратил деньги, озлобленный на ни в чем не повинный аппарат, ребячески обвиняя его в том, что он разлажен и неправильно работает, одним словом, что он довел его до проигрыша. В действительности он чувствует себя обманутым. Уходя от машины, он чувствует не примирение с собой, а горечь и злость на себя. Написанные на световом табло миллионы исчезли, и он знает, что стал еще немного беднее, чем был. Подозреваю, что в случае г. Сигала терапевтическим моментом, который он так подчеркивает, явилась не сама игра, а рассуждения по ее поводу.
Для человека, убежденного в культурной продуктивности игр и даже видящего в них один из главных факторов цивилизации, существование и популярность игровых автоматов неизбежно указывают на пробел в его системе. Отныне ему придется принимать их в расчет. Он уже определил, что игры не в равной мере плодотворны, что одни из них больше других способствуют счастливому развитию искусств, науки и морали, поскольку в большей степени обязывают к соблюдению правил, к добросовестности, самообладанию, бескорыстию или же требуют больше расчетливости, воображения, терпения, ловкости или силы. Но вот теперь перед ним какие-то пустые, ничтожные игры, не требующие от игрока ничего и представляющие собой просто бесплодное проведение досуга. Такие игры буквально убивают время, не делая его плодотворным, тогда как настоящие игры подобны посеву, который принесет урожай еще нескоро, почти случайно, во всяком случае без заранее установленной цели и как бы прилагаясь к удовольствию. Напротив, эти псевдоигры, в которых ничего не разыгрывается, лишь заменяют скуку замаскированной под развлечение рутиной.
Урок игровых автоматов, а отчасти и пасьянсов, в том, что наряду с такими играми, которые всегда представляют собой активность, мобилизацию того или иного ресурса или соревнование в хладнокровии, бывают еще и забавы-ловушки, которые помогают заполнить пустое время и внешне походят на игры. Они усиливают тенденцию к пассивности и отказу от себя. При этом они и не побуждают ум к плодотворным блужданиям – тогда они сближались бы с другой формой игры, которая часто обладает специфическим названием в восточных языках и у которой есть особая эффективность в плане мечтаний и блужданий мысли. Данные же развлечения, называемые так по ошибке, напротив, замораживают и вызывают оцепенение воображения. Они приковывают внимание к опасной монотонности, которая варьируется ровно настолько, чтобы не наскучить, но при этом достаточно постоянна, чтобы усыплять и завораживать.
Ни моралисту, ни социологу невозможно заметить в такого рода ловушке благоприятный знак процветания. Возможно, это всего лишь расплата за неумеренный труд, который больше не позволяет индивиду проявлять достаточно инициативы и непринужденности, чтобы получаемая им разрядка оказывалась не обморочным оцепенением всех способностей, а вольно разворачивающейся интенсивной деятельностью – пусть в данный момент и непроизводительной, зато плодотворной в длительной перспективе, в ином плане, нежели трудовые обязанности.
К главе IV. Искажение игр
1) Азартные игры, гороскопы и суеверия. Вот для примера рекомендации Митуны в случайно выбранном номере произвольно взятого еженедельника для женщин («Мод дю жур», 5 января 1956):
«Когда я советую вам (со всеми оговорками, требуемыми обыкновенной логикой) предпочитать по возможности такую-то, а не иную цифру, то речь идет не только о последней цифре в числах, как это делают обычно… Я имею в виду и ту цифру, которая получается при приведении числа к единице. Например, 66410 при приведении к единице дает 6 + 6 + 4 + 1 = 17 = 1 + 7 = 8. Хотя в этом числе и не содержится цифры 8, его могут избирать те из вас, кому я предсказываю благоприятность восьмерки. Нужно приводить числа к единице – кроме чисел 10 и 11, которые при нашей процедуре следует брать в неизменном виде. А теперь я не говорю вам "удачи". Но если (вдруг) вам придет успех, будьте так любезны сообщить мне эту приятную новость и указать вашу дату. Мои лучшие пожелания… тем не менее, и от всего сердца».
Обратим внимание на оговорки «автора» этой рубрики. Тем не менее, учитывая разнообразие приемов, многочисленность клиенток и небольшое число имеющихся цифр, ей всегда обеспечен солидный коэффициент неизбежных удач; разумеется, только их и запомнят те, кому они достались.
Вершиной в этой области мне представляется постоянный гороскоп в еженедельнике «Интимность (домашнего очага)». Как и в других, в нем даются советы на текущую неделю для родившихся под разными знаками зодиака. Но поскольку этот журнал предназначен для сельской местности и доставка по почте или бродячими торговцами может там оказаться медленной, то ни гороскоп, ни номер журнала не датированы.
2) Любовь к «наркотикам» у муравьев. Наблюдения Киркалди и Джекобсона, цитируются по У. Мортону Уилеру (Op. cit. Р. 310):
