«В светлом человеческом мире, где ты живешь, настанет кукольный век, настанет кукольное время»; или: «Когда настанет на свете человеческий век, настанет человеческое время» (Мифы, предания, сказки хантов и манси, 1990. С. 122, 124, 272). Видимо, под чередованием дочеловеческого («кукольного») и человеческого времени подразумеваются периодические взаимосмены «времени богов» и «времени людей».
6. Непротиворечивое совмещение знания и веры в системе языческого миропонимания. Подробнее этот сюжет я затрону в четвертой главе в связи с характеристикой языческой системы Мироздания.
7. Наконец, экологичность языческих миропредставлений, проявляющаяся прежде всего в очеловечивании Природы. Этой проблеме посвящена глава вторая настоящего исследования.
Рис. 1. Рисунок на бронзовом зеркале. Около рубежа н. э. Айдашинская пещера (Красноярский край).
Рис. 2. «Улыбающаясь красавица». Бронза. IV–V вв н. э. Парабельское культовое место (Томская обл.).
Рис. 3. Скульптурный портрет красавицы (хантыйской богини Пугос?). Бронза. V–VIII вв. н. э. Городище Шаманский мыс (Томская обл.).
Рис. 4. «В бобровую шубу одета Адвисура Анахита из трехсот бобров…» (Авеста). Художественная бронза. V–VIII вв. н. э. Айдашинская пещера (Красноярский край).
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПРИРОДА И ЖИЗНЬ
Традиционная экологическая нравственность
В истории мирового язычества имели место два самых больших мировоззренческих открытия — овладение а) тотемическим и б) анимистическим ракурсами понимания Природы.
Тотемизм — комплекс представлений о происхождении кровнородственных человеческих коллективов от тех или иных животных, реже растений и даже от неодушевленных (с точки зрения современного человека) элементов Природы — мы вправе расценивать как мировоззренчески осмысленное признание человеком его неразрывной связи со всем окружающим Миром. Идея органического единства всего Сущего не только привела наших предков к «очеловечиванию» Природы, но и легла в основу экологической культуры первобытных обществ. Это неизмеримо повысило их адаптивные возможности, что позволило человечеству выжить в условиях неоднократных природных катаклизмов и исторических потрясений.
Анимизм — комплекс представлений о душе и духовных сущностях — второе не менее важное открытие в истории древнего миропонимания. В анимизме нашли свое выражение идеи наследования жизни, соотношения бренности тела и нетленности духа, греха и праведности, смерти и бессмертия. Эти духовные установки оказали влияние на формирование всех последующих религий и даже тех мировоззренческих систем, которые принято считать атеистическими.
В первых вариантах научной периодизации истории миропонимания начальным этапом развития религиозных верований считался фетишизм. Потом стало преобладать мнение, что фетишизм как культ преимущественно неодушевленных предметов не может претендовать на статус этапного религиозно-мировоззренческого явления (Brinton D., 1987. Р. 134; Харузина В. Н., 1908. С. 117; Токарев С. А., 1990. С. 33–34).
Даже в Западной Африке, считавшейся классической страной фетишистских культов, последние занимают второстепенное и третьестепенное место, превалирует же культ племенных и семейно-родовых предков. Более того, фетишистские проявления там не только не связаны с господствующим культом предков, но зачастую считаются чем-то вроде вредного еретического нововведения и преследуются ревнителями традиционных верований. С. А. Токарев считает, что культ фетишей в действительности есть не что иное, как персональный культ личных охранителей, известный в религиоведении под именем «нагуализма» (Токарев С. А., 1990. С. 301).
Мне представляется, что почитание «фетишей» не несет в себе сколько-нибудь значимого мировоззренческого смысла, а, скорее, есть проявление некоего свойственного всему живому биологического (психологического?) «тяготения» к предмету.
Но вернемся к главной проблеме этой главы — языческому пониманию Природы. Судя по урало-сибирским легендам и преданиям, многие беды, постигающие отдельного человека, родовую группу или народ, были связаны с нарушением определенных правил земного или вселенского общежития. Колымские тунгусы, считается, вымерли потому, что содрали шкуру с живого оленя. В отместку за это олени покинули тот край и тем самым обрекли местных жителей на голодную смерть. Тувинский шаман, объясняя причину болезни женщины, говорит ее мужу: «Ты, охотник, до единого уничтожил целую семью сурков. Когда они, эти сурки, были в одной норе, ты их дымом всех убил» (Кенин-Лопсан М. Б., 1987. С. 41).
Юкагиры, обнаружив несколько лосей, одного обязательно отпускали. Даже во время голода не убивали матку с лосенком. Остяки и вогулы, охотясь на бобров, всегда оставляли живою по крайней мере одну пару — самца и самку, чтобы не перевелся на Земле «славный бобровый народ». Камчадалы, забирая из мышиных нор коренья, оставляли часть их нетронутыми, так как были убеждены, что мышь, лишившись запасенного на зиму корма, покончит жизнь самоубийством, удавясь травинкой или сунув голову в развилку ветки. Обские угры полагали, что боги наводят охотника на то животное, чей срок жизни уже на исходе; таким образом, убийство не отражается на естественной численности зверя в тайге и рыбы в воде. Васюганские остяки, совершая моления о счастливой добыче, просили: «Награди меня дичью, у которой кончился срок жизни, награди меня дичью, у которой иссякает срок жизни! Награди меня рыбой, у которой кончился срок жизни, награди меня рыбой, у которой иссякает срок жизни!» (Карьялайнен К. Ф., 1996. С. 81). Убив зверя, охотники-аборигены просили у него прощения за причиненную смерть, а затем исполняли особые обряды и ритуалы, имеющие целью обеспечить возрождение убитого животного. Считалось, что у животных каждого вида своя страна, свой народ, свой язык, свои обычаи, свое хозяйство; они легко превращаются в людей и обратно.
Очеловечивался и растительный мир. В старину урало-сибирские аборигены избегали без нужды рубить деревья; на топливо и бытовые поделки старались находить сухостой. Восточные ханты полагали, что сок деревьев есть не что иное, как древесная кровь: она циркулирует по жилам «вэллэм». Если их перерезать, дереву больно, оно плачет.
Похожие поверья бытовали и у алтайских тюрок. Жизнь человека тесно связана с жизнью дерева, поэтому умерщвление живого дерева равнозначно совершению злокозненного магического действия, направленного на кого-либо из людей. Наиболее греховной считалась рубка молодых деревьев, так как их жизнь ассоциировалась с жизнью маленьких детей. Увидеть во сне падающее дерево считалось плохой приметой: это предвещало смерть близкого человека (если падало молодое дерево — молодого, если падало старое дерево — старого) (Сагалаев А. М., Октябрьская И. В., 1990. С. 47, 57).
Нганасаны полагали, что деревья рождаются разнополыми. На дереве-мужчине обязателен ровный большой сук, на дереве-женщине ~ дупло. Последнее является не чем иным, как входом в женское лоно. Если дерево-мужчина и дерево-женщина растут рядом — это муж и жена, а ближняя молодая поросль — их дети. Пни в соседстве с молодыми деревьями означают умерших родителей.
