и там, радуются убийству и так же кровожадно кричат: „Pollice verso!“ (по сути, убей его! —
В. Р.)» (90, 431; Толстой Л. Н. «Патриотизм и правительство». 1900 г.).
Для прекращения этого безумия, считал Толстой, нужно, чтобы народы увидели в своих правительствах разжигателей вражды и манипуляторов патриотическими чувствами людей. Именно правительства виновны в том, что патриотизм превратился в «чувство грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное — безнравственное».
Цитируемую статью о патриотизме Толстой заканчивает словами, в которых, безусловно, заметен «грех» Просветительства:
«Только бы люди поняли, что они не сыны каких-либо отечеств и правительств, а сыны Бога, и потому не могут быть ни рабами, ни врагами других людей, и сами собой уничтожатся те безумные, ни на что уже не нужные, оставшиеся от древности губительные учреждения, называемые правительствами, и все те страдания, насилия, унижения и преступления, которые они несут с собой» (90, 443).
Слова эти, как известно, не возымели массового воздействия на людей. Да и одного понимания мало. Человечество далеко ушло от эпохи Просвещения.
Отмечу и то, что в статьях Толстого патриотизмом часто названо то, что дóлжно было выразить другими словами: шовинизм, нацизм, фашизм, крайний национализм и т. д. Подтверждением этой мысли является тот факт, что любовь к Отечеству в Толстом никогда не затухала: он любил землю, на которой родился и которая его кормила, любил народ, крестьянских ребятишек, русскую природу, русский язык, русскую культуру, гордился своей родословной. Он подтверждал свой патриотизм всей своей общественной деятельностью — как писатель, педагог и издатель книг для народа. Все это не противоречило его христианскому миросозерцанию. Напротив, являло собой многогранность его отношения с миром.
Толстой выразил духовную потребность русского человека жить в единении и согласии со всеми народами земли. Он, безусловно, был патриотом Отечества и в то же время одним из лучших идеологов пацифизма. Он не был склонен к смакованию положительных особенностей русского народа, хотя и об этом писал. Он был великим художником, воплотившим национальное своеобразие. И более того, он был далек от того, чтобы кому-то доказывать, что он не только гражданин мира, но и русский человек до мозга костей.
М. Е. Салтыков-Щедрин, чье сатирическое перо ножом прошлось по телу России, признавался:
«Я знаю, есть люди, которые в скромных моих писаниях усматривают не только пагубный индифферентизм, но даже значительную долю злорадства, в смысле патриотизма. По совести объявляю, что это — самая наглая ложь. Я уже не говорю о том, что обвинение это очень тяжелое и даже гнусное, но утверждаю положительно, что я всего менее в этом виноват. Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России» [50].
В этом же ключе, думаю, надо воспринимать и мысли Толстого о «грубом» и «вредном» патриотизме.
Толстой сосредоточил свое внимание на тех недостатках России, которые указывали на жестокость правительства и униженное, нищенское существование народа. Подобные недостатки он отмечал и в других крупных (и не только крупных) странах. Апофеоз войны слышался на каждом перекрестке мировых дорог. Мировая война была не за горами. Все духовные силы Толстой бросил на борьбу против надвигающейся трагедии. А в это время правительства всех стран усиленно готовили свои народы к грядущим битвам и цинично использовали патриотические чувства своих граждан. Этому и пытался противостоять Толстой. Но современники как будто не слышали его, их уши залило воском. Примечателен в этом плане тот факт, что руководство Конгресса мира в Стокгольме (1909) отказалось зачесть письмо Льва Толстого против войны, специально написанное для этого форума.
В то же время тысячи писем к Толстому шли с разных концов земли. Люди ехали из разных стран, чтобы повидать Толстого и услышать его мнение о происходящем. Томас Манн полагал, что, если бы Толстой был жив, Первая мировая война не началась бы. Таков был нравственный авторитет русского гения.
Русская Православная Церковь. Вечные ценности
Против либерализации современного российского общества резко выступила Русская Православная Церковь.
В своей книге «Свобода и ответственность: в поисках гармонии. Права человека и достоинство личности» (2008) патриарх Кирилл пишет о православии и «Русском мире» как альтернативах Европе. Различие между европейской и православной, в том числе и русской, цивилизациями он увиделт в различии основных ценностей.
«Что касается западного мира, — пишет он, — то в нем утвердился особый цивилизационный стандарт <…> В основу этого стандарта положен так называемый либеральный принцип, провозглашающий индивидуальные свободы высшей ценностью» [51].
Название книги Патриарха Кирилла носит весьма примечательный характер: рядом со словом «свобода» поставлено слово «ответственность». Уже в такой постановке проблемы возникает мысль о границах свободы. Каждый человек, по мысли Патриарха, имеет «одинаковые права и одинаковую свободу», ибо «все люди равны как образ Божий», отсюда проистекает достоинство каждого человека, его неповторимость и признание ценности человеческой личности. Однако внешние обстоятельства, как и противоречивость самой природы человека, не могут не влиять на степень свободы или зависимости человека от указанных факторов. Более свободны те, убежден Патриарх Кирилл, кто приходит к пониманию жизни через дарованную человеку Богом любовь. Люди, идущие по пути Богоуподобления, имеют в жизни большие права и возможности. Однако и те, кто остается за бортом Богоуподобления, не отторгаются от Церкви, они сохраняют возможность проявить свободу в добрых деяниях, пройдя через покаяние и прощение, через таинство причастия.
Понимая всю сложность человеческой природы, патриарх Кирилл предложил путь воспитания личности на основе тех вечных ценностей, которые являют собой основу российской идентичности.
Публично об этой идентичности заговорили после того, как в январе 2011 года был озвучен проект под названием «Вечные ценности — основа российской идентичности».
На первое место в своде вечных ценностей, по версии Русской Православной Церкви, попала справедливость, вслед за ней выстроились свобода, солидарность, соборность, самоограничение и жертвенность, патриотизм, благо человека, его достояние и достоинство, семейные традиции, любовь и верность, забота о младших и старших.
По признанию одного из авторов проекта протоиерея Всеволода Чаплина, критерий истинности этих ценностей коренится «в Божией правде и в том опыте жизни, который, несмотря на все консервации и модернизации, оставался для России константой» [52].
Контуры константных идей и позиций очерчены в тезисных формулировках церковного документа. По существу, речь идет о создании идеологии современного российского государства, противопоставленной западным элитам.
«Этим элитам, — убежден протоиерей Всеволод Чаплин, — нечего ответить на ключевые вопросы современности. <…> их конец близок… В этих условиях совершенно обоснованы претензии других крупных мировых цивилизаций, к которым принадлежит и Россия, на создание собственных, совершенно самостоятельных правовых и политических систем. <…> Проблема современной западной политической системы
