глупого осла. Постепенно через размышления ребенок раскрывал суть каждого из персонажей притчи. Ситуация типологическая. И в то же время с неожиданным концом. Нетрудно представить себя царем-властелином, молчаливым слугой, сложнее — трусливым, затравленным, но осмелевшим перед беспомощным львом ослом. И непросто понять, почему звери убили осла. Именно на этом поле разгорелась битва мнений.
Слева направо: Час души: проза рус. писателей: Кн. для чтения во 2 кл.; Час души: проза рус. писателей: Кн. для чтения в 3 кл.; Час души: проза рус. писателей: Кн. для чтения в 4 кл. Тула, 1996
Практика показала, что дети любят «Азбуку» Л. Н. Толстого, и она чудесным образом помогла им войти в большой мир художественной литературы. После нее ни одна из существующих хрестоматий для начальной школы не вызвала у них интереса. Возникла необходимость в создании новых учебных материалов. Из несколько тысяч прозаических текстов было отобрано 90.
В 1996 г. в свет вышли три книги под общим названием «Час души»: «Проза русских писателей» (2, 3, 4 классы) [60]. Впервые по-настоящему в начальную школу пришли тексты мастеров русской прозы. Зазвучали имена Н. Лескова, Ф. Достоевского, Л. Андреева, И. Шмелева, Л. Авиловой, А. Ремизова, В. Вересаева, П. Романова, Б. Зайцева, М. Зощенко, А. Платонова, К. Паустовского, В. Белова, А. Солженицына, В. Сухомлинского, В. Шукшина, В. Астафьева, пришла проза А. Пушкина, рассказы и притчи Л. Н. Толстого «Кающийся грешник», «Молитва», «Бог правду видит, да не скоро скажет», «новые тексты» И. Тургенева, А. Чехова, А. Куприна, Н. Носова, В. Драгунского и т. д.
В толстовских школах «Азбука» Л. Н. Толстого и «Час души» — это части одного предмета, имя которому — «Круг чтения». Имя совпадает с названием сочинения Льва Толстого.
Писатель обратился к работе над двухтомником «Круг чтения» в 1885 г.
«…Я по себе это знаю, — писал Толстой В. Г. Черткову, — какую это придает силу, спокойствие и счастие — входить в общение с такими душами, как Сократ, Эпиктет, Arnold, Паркер… Очень мне бы хотелось составить Круг чтения, т. е. ряд книг и выборки из них, которые все говорят про то одно, что нужно человеку прежде всего, в чем его жизнь, его благо» (85, 218).
Толстой создал книгу, в которой душа и дух — главные предметы раздумий. Мудрые мысли всех времен и народов, художественные, публицистические, философские сочинения разбиты по проблемно-тематическим блокам и распределены по числам, неделям и месяцам года. Знакомство с ними расширяло кругозор читающего, но главное — обращало его к самым важным проблемам жизни (в другой форме это представлено в «Азбуке», о чем пойдет речь в следующей главе книги). Из 76 тем назову некоторые из них:
Бессмертие. Благо. Бог. Божественная природа души. Богатство. Болезнь. Брак. Вера. Вегетарианство. Взаимное служение. Внушение. Война. Возмездие. Воспитание. Все в себе. Гордость. Добро. Достоинство человека. Дела. Детство. Доброта. Заблуждение. Знание. Идеал. Единение. Женщина. Закон. Зло. Искусство. Истина. Лжеучение. Любовь. Милосердие. Молитва. Мудрость. Мужество. Наказание. Насилие. Настоящее. Наука. Одурманивание. Осуждение. Отечество. Приближение Царства Божия. Прогресс. Просвещение. Простота. Равенство. Радость. Разум. Рост. Самоотречение. Самосовершенствование. Сила мысли. Слияние своей воли с волей Бога. Слово. Служение. Смерть. Смирение. Смысл жизни. Соблазн. Сострадание. Спокойствие. Совесть. Справедливость. Страдание. Страсти. Тайна. Труд. Тщеславие. Уныние. Усилие. Устройство жизни. Юродство.
На страницах книги разворачивается панорама духовных поисков человечества от древнейших времен до начала ХХ века. Мысли движутся, как галактика, по спирали, между ними немалое расстояние, но все они стягиваются к одному центру и подчинены всемирному тяготению духа. Чтение приобретает характер далеко не всегда мирный. На пути познания встречаются катаклизмы, отторжения чужого сознания, чужой мысли, но разум уже проснулся и требует постоянной подпитки.
В ходе чтения происходит становление культуры мышления человека, культуры чувства. Вместе с движением по орбитам «Круга чтения» обозначается незримый живой диалог, в котором «Я» читающего, вступая в общение с тем, что нравится, и с тем, что не нравится, оказывается втянутым не только в процессы познания и самопознания, духовного совершенствования, но и общения с «чужим Я».
Мудрость веков не требует от читателя запоминания, она располагает к раздумью, полемике, осмысленному существованию на земле. Реальным становится поиск смысла жизни. Открываются врата времени — и ты ощущаешь себя частицей огромного целого и одновременно целостной личностью, т. е. самим собой. Универсальное не только не разрушает индивидуальности, но, напротив, активизирует и подчас успешно идентифицирует ее. Приобретая все больший опыт мудрости, яснее видишь сущность жизни — как внешней, так и внутренней.
Безусловно, толстовская книга тенденциозна, но она не лишает человека права на выбор собственной точки зрения, на приятие или отрицание читаемого текста. Она активизирует в нем поиск ответов на главные вопросы жизни:
«…что я такое и каково мое отношение к бесконечному миру? И второй, вытекающий из первого: как мне жить, что считать всегда, при всех возможных условиях, хорошим и что всегда, и при всех условиях, дурным?» (38, 68).
Толстой убеждал современников, что ответы на эти вопросы всегда были и есть в душе каждого человека. Они
«…высказаны всеми лучшими мыслителями мира, от Моисея, Сократа, Кришны, Эпиктета, Будды, Марка Аврелия, Конфуция, Христа, Иоанна-апостола, Магомета до Руссо, Канта, персидского Баба, индусского Вивекананды, Чаннинга, Эмерсона, Рескина, Сковороды и др.» (38, 68).
И далее Толстой четко сформулировал главную, с его точки зрения, задачу педагогики:
«И потому полагаю, что главная и единственная забота людей, занятых вопросами образования, может и должна состоять прежде всего в том, чтобы выработать соответственное нашему времени религиозное и нравственное учение и, выработав таковое, поставить во главе образования» (38, 69).
От этих слов (таково первое ощущение) веет холодом идеологических клише, которые и по сей день душат школу. Известно, что с ними, не переставая, боролся Толстой. Провозгласив вслед за Руссо свободную педагогику, он не побоялся пойти против своего кумира, упрекнув его в том, что Эмиль — порождение идей французского просветителя, на живую личность ребенка надели смирительную рубашку. И вдруг утверждение: сначала нравственно-религиозное учение, потом — все остальное.
Человек, далекий от Толстого и либерально настроенный, непременно бросит в него свой камень. Другого деятеля образования не устроит конкретика имен, предложенных Толстым, и он обвинит его в экуменизме. Третий нравственно-духовные установки выведет за скобки образования, утвердив культ предметного знания. Четвертый поставит во главу угла образования церковный догмат, придав школе четко выраженный конфессиональный характер.
Все это было бы так, если бы не главное кредо толстовской педагогики: свобода — «необходимое условие всякого истинного образования» (38, 62–63).
«Движение человечества ко все большему и большему благу» возможно при одинаковости религиозного понимания смысла и назначения человеческой жизни отдельными людьми, а точнее — через универсум отдельного человека, через его духовно-родовую
