Ознакомительная версия.
336
Как пишет С. Г. Пушкарев, высший слой населения, или боярство, состоял из двух элементов: во-первых, это были «земские бояре» – местная аристократия, возникшая еще до образования Великого княжества Киевского, потомки родовых старейшин и племенных князьков эпохи племенного быта, с одной стороны, а с другой – военно-торговая аристократия, вооруженное купечество больших торговых городов, по преимуществу эксплуатировавшее великий водный путь «из варяг в греки»; во-вторых, служилое княжеское боярство – «княжи мужи» и высший слой княжеских дружинников. В составе этого слоя были варяги: скандинавы, финны, венгры и даже северокавказские ясы (Пушкарев С. Г. Обзор русской истории. М., 1991. С. 57–58).
Словосочетание «Боярская дума» более позднего происхождения, его обычно приписывают Д. Флетчеру. В исторических источниках имеются указания на «думу бояр», «царского величества думу» или просто «думу» или «бояр». Курбский говорит о «сенате», в Польше ее подобие именуется «радой».
См.: Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. С. 70.
Впрочем, во второй редакции своего послания Заточник выступает противником какой-либо Думы, поднимая вопрос о том, что князь должен быть «кораблю глава», т. е. князь сам должен владеть государством, ибо «не корабль топит человеки, но ветер; тако же и ты, княже, не сам владееши, в печаль введут тя думцы твои» (цит. по: Азаркин М. Н. История политической мысли России. С. 49).
Именно отсюда произошло название «путный боярин». Остальных членов Думы называли введенными. Видимо, это означало, что князь, поручая им ту или иную дворцовую должность, вводил их во дворец, а потом в Думу.
Бояре и окольничие составляли аристократический элемент Боярской думы, их число было невелико, оно редко превышало 50 человек.
Думных дворян и дьяков было немного, всего по два-три человека каждого чина.
Вместе с тем, несмотря на расширение численности Боярской думы, боярство на протяжении XVI–XVII вв. было высшим чином, которым государь жаловал своих помощников. Однако он никогда не награждал боярским чином людей «худородных». Существовало несколько десятков знатных фамилий, преимущественно княжеских, члены которых (обычно старшие) «бывали в боярах» (см.: Пушкарев С. Г. Обзор русской истории. С. 189).
См.: Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. С.155.
См.: Шмидт С. О. У истоков российского абсолютизма. М., 1996. С. 396–397.
В государствах Западной Европы различали большой совет и малый, который называли тайным, или ближним. Очень часто малый совет заменял собой первый, а затем легко переходил в совет одного только фаворита. Именно поэтому справедливо будет сказать, что это не столько учреждения с постоянным составом, сколько отдельные советники (см.: Сергеевич В. И. Древности русского права. СПб., 1908. Т. 2. С. 515).
Сначала это было связано с тем, что бывшие удельные князья, ставшие слугами московского государя, не избавились от привычек удельного владельца-вотчинника, дух и характер власти которого не отличался от характера власти московского князя. В дальнейшем осознание себя собственником части русской земли сменилось причастностью к многочисленному классу, который под руководством московского государя правит всей Русской землей, т. е. власть конкретного князя как единоличного собственника была заменена властью всего боярства – собирательную, сословную, общеземскую.
Вслед за боярами бывшие удельные владетельные князья лишились своих вольностей.
См.: Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. С. 242–243.
Напомню, что судьба каждого из них была полностью в руках царя, поскольку он мог любого подданного лишить вотчины, подвергнуть опале, казнить и т. д. При этом, как пишет В. И. Сергеевич в своей работе «Древности русского права», русским государям Средневековья, исключая Ивана Грозного, «была чужда мысль, что закон есть то, что им нравится, что он есть дело их произвола. Они жили веками в установленном порядке и руководствовались в своих правительственных действиях стариной, освященной временем и древним обычаем».
Обычай призывать в Боярскую думу людей, не имевших чина боярина или окольничего, встречаем еще в конце XV– начале XVI вв. (см.: Шмидт С. О. У истоков российского абсолютизма. С. 407).
Там же. С. 407, 408.
См.: Смирнов И. И. Очерки политической истории русского государства 30-50-х годов XVI века. М.; Л., 1958. С. 157.
См.: Шмидт С. О. У истоков российского абсолютизма. С. 270–271.
См.: Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. С. 273.
Там же. С. 293.
В окружении Ивана III было немало еретиков, по-видимому, этим и вызвано некоторое колебание царя по поводу данного движения.
Цит по: Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С.149.
Думаю, что в лице Федора Курицына Пико делла Мирандола мог бы найти себе единомышленника.
Справедливости ради надо сказать, что первым из русских мыслителей, сформулировавших нравственные обязанности княжения, пожалуй, был Иларион, который говорит о том, что князь должен править на основе правды, так как отвечает перед Богом за свой народ, мир и справедливое управление (см.: Иларион. Слово о Законе и Благодати. М., 1994. С. 99–101).
См.: Зимин А. А. Россия на пороге Нового времени. М., 1972. С. 348–349.
Пересветов рекомендовал поистине революционные реформы; думаю, не будет большим преувеличением сказать, что такого уровня политический радикализм отсутствовал в других странах того времени.
Любопытно, что по пути, проложенному Феодосием Косым, множество людей устремились за свободой на окраины государства и за его рубежи. Авраамий Палицын, анализируя в своем «Сказании» политическую ситуацию середины XVI в., называет их бегунами и вечными холопами московскими и пишет, что именно они положили начало реформационным процессам в Польше, Литве и Белоруссии (см.: Сказание Авраамия Палицына. М.; Л., 1955. С. 120).
Одно из самых значительных своих сочинений Максим Грек посвятил изложению взглядов на обязанности царя. Он, в частности, пишет, что хотя и говорится, что ум человеческий создан по образу и подобию Божию, однако подобен воску или бумаге: как на них можно начертать любые слова, так и человеческий ум – к каким навыкам и обычаям приучишь его, к добрым или злым, в тех он пребывает до конца и охотно живет в них. Как видно, автор поставил свободную волю человека в зависимость от того, в какой среде он формируется и кто есть его наставники (см.: Сочинения Максима Грека в русском переводе. Сергиев Посад, 1910. С. 104–105).
См.: Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 1999. С. 59.
Невозможно не увидеть в этом предложении аналогию с формулой, в XVIII в. вышедшей из-под пера И. Посошкова: «Бедное крестьянство– бедное государство; богатое крестьянство – богатое государство».
См.: Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. С. 151.
Известно, что «Валаамская беседа» формально направлена против вмешательства духовенства в государственную жизнь.
См.: Моисеева Н. Г. Валаамская беседа– памятник русской публицистики середины XVI в. М.; Л., 1958. С. 174–175.
Так, Матвей Башкин считает рабство противным идеям Святого писания, а христианское учение не чем иным, как разумом. Тот же Иван Пересветов требует отмены рабства; по его мнению, предоставление всем людям свободы есть осуществление «правды», которая выше догматических положений веры, а всякий, кто хочет лишить людей свободы, служит дьяволу, поскольку Бог создал человека самовластным и самому себе владыкой, а не рабом (см.: Сочинения И. Пересветова. М.; Л., 1956. С. 347).
См.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 148.
Лихачев Д. С. Великое наследие. М., 1979. С. 27.
Представляется, что, историю России можно смело рассматривать как историю почти постоянного роста влияния государственной власти.
Ознакомительная версия.
