современное капиталистическое общество, хорошо знают, что свобода от стесняющих уз, обременяющих обязательств и сдерживающей системы зависимостей разного уровня является действенным и широко используемым орудием господства [54]. Низкоресурсным же группам необходимы минимальные нормы защиты. То, что для первых – освобождение от обязательств, для вторых оборачивается угрозой отчуждения и сверхэксплуатации. Именно это имеют в виду Люк Болтански и Эв Кьяпелло, когда, описывая «новый дух капитализма», отмечают «эксплуатацию немобильных людей мобильными» [55].
Благодаря стабилизации (или ощущению стабилизации) гофмановское «чувство своего места» восстанавливается у немалой части российского общества, в том числе среди низов и трудящихся классов российского общества. Людям стало комфортнее обживать свой мир, они легче налаживают социальные связи, лучше ориентируются в обществе и в происходящем вокруг. Антрополог Джереми Моррис, исследуя рабочий класс российского моногорода, характеризует этот процесс как «обживание» [56] в собственном социальном и материальном окружении. «Обживание» позволяет людям преодолеть отчужденность и восстановить «нормальное», комфортное, телесное отношение к собственному повседневному и практическому опыту. Восстановление «габитуса» и представления о собственном «нормальном» месте в обществе влечет за собой и восстановление регулярных взаимодействий с людьми, опознаваемыми человеком в качестве обитателей «мест», схожих с его собственным. Затем, когда налаживаются социальные связи, возникают и условия для развития социального воображения [57].
Избавляясь от диктата необходимости выживания и социальной атомизации, хорошо описываемой распространенным на постсоветском пространстве термином «выкручиваться», преодолевая унижение и самоуничижение, приподнимаясь над тесными границами своего мира, все больше россиян, как показывает наше исследование, жестко и сознательно критикуют существующее общественное устройство, осуждая в первую очередь невообразимый уровень социального неравенства.
Морально-интеллектуальная критика
Анализ интервью обнаружил существование еще одной разновидности критики общественного устройства – «морально-интеллектуальной критики» (термин наш). Респонденты, рассматривающие общество посредством соответствующей оптики, проводят разделительные линии между людьми «достойными» и «недостойными». Чаще всего разделение проводится по степени интеллигентности: достойный человек – умный, образованный, мыслящий. Иногда к этому набору добавляются моральные характеристики: достойный человек – хороший, честный, активный. Иногда главным критерием достойного человека становится оппозиция власти, поддерживающие же власть становятся в этой ситуации «быдлом». Иногда, напротив, не поддерживающие власть характеризуются как непонимающие, ведомые, неумные. Главное в морально-интеллектуальной критике – не конкретные критерии отнесения людей к той или другой категории, а сам принцип суждения: оценка людям выносится не на основе занимаемых ими социальных позиций, а исходя из их предполагаемых моральных или интеллектуальных достоинств.
Такая критика встречается в интервью намного реже, чем социальная, однако она обнаруживается почти у 25% респондентов в Санкт-Петербурге и у 17% в Казани (в других городах – гораздо меньше). Здесь проходит вторая по значимости линия общественного разлома, также связанная с патриотизмом. В зависимости от собственного типа патриотизма респонденты ставят в вину людям из другого лагеря то их «ура-патриотизм» (некритическое восприятие государственного пропагандистского проекта), то отсутствие или нехватку (то есть слишком критическое восприятие) патриотизма и объясняют недостатки людей из другого лагеря их необразованностью или невежеством.
В качестве иллюстрации можно взять школьницу (Санкт-Петербург, Купчино, ученица 10-го класса в обычной школе, Ж, 17 лет), которая относится к государственному патриотическому проекту критически. Она утверждает, что он выгоден правительству и вообще властям, обеспечивая им возможность «собрать людей в стадо», которое верит в свое государство и не может ему противоречить. В то же самое время она считает, что в стране (особенно в регионах) «много пьющих людей», заявляет, что у нее «демократические, наверное, взгляды», однако тут же добавляет, что «демократия не всегда хорошо», поскольку «народ может глупые решения принять». Эта же девушка спонтанно отождествляет себя с петербуржцами, а не со страной или народом в целом («народ… алкоголики»), потому что «петербуржцы все более культурные».
Ее сверстница (Санкт-Петербург, художественная школа, Ж, 17 лет) поддерживает Путина («единственное, что я могу сказать о политике, – это то, что меня устраивает Путин») и государственный патриотический проект («я очень люблю Россию <…> за природу, за историю», а также «за искусство, за культуру»). Ей, однако, не нравится при этом «российский менталитет», то есть «все эти городки маленькие, бедные, алкоголизм». Больше всего она любит Санкт-Петербург, поскольку это «европейский город», который «отличается от всей России». Свою патриотическую миссию она видит в том, чтобы «через искусство <…> нравственно воспитывать народ».
Наша следующая респондентка, Татьяна, старше. Ей 46 лет, она индивидуальный предприниматель, живет одна с двумя детьми. Мы отнесли ее к «негосударственным» патриотам несмотря на то, что она поддерживает Путина: привязанность к нации у нее выражается тем, что «здесь все родное». Вместе с тем к народу она относится очень отрицательно: «90% население России – это рабы». «Рабы» для нее – это все, кто поддерживает правительство и смотрит Первый канал: «Они, как правило, сами никогда ни за что не хотят отвечать, не несут ответственность. Исполняют роль жертвы и говорят, что я не виноват <…>. То есть людям-рабам все всё должны, а сам он ничего никому не должен». В отличие от рабов, «рабовладельцы – это мозг, они же думают. Они должны организовать процесс, они должны направить в нужное русло и проконтролировать, но с другой стороны, они несут ответственность за конечный результат». На уточняющий вопрос о том, вызывают ли у нее уважение «рабовладельцы», она ответила, что «конечно».
Ее коллега-предприниматель, владелец книжного магазина (Санкт-Петербург, М, 37 лет), также является негосударственным патриотом и при этом четко настроенным против Путина и правительства. К правительству он относится враждебно, поскольку оно «презентует очень небольшую прослойку людей». Он также против «государственного патриотизма» (его собственный термин), поскольку это патриотизм «ложный и иллюзорный», а также «потому что он оперирует такими понятиями, как величие страны, любовь к <…> государству». «Настоящий патриотизм» для него – «это реалистичный взгляд на проблемы страны <…>. И настоящий патриот – это человек, который хочет, чтобы эти проблемы решались, не боится об этом говорить и может критиковать действия правительства». «Тупая пропаганда», по его мнению, «рассчитана на очень низкий культурный уровень». Здесь он переключается с критики Путина и правительства на критику некультурных, необразованных или непросвещенных людей, которые представляют собой «стаю обезьян»: «Основная проблема в людях, а не в Путине как таковом, потому что это представитель людей, он представитель этого типа менталитета, вот этого рабского, к сожалению. <…> Снизу ничего не изменится, потому что люди – это стая обезьян, и изменить может только просвещение». Вместо власти «мордоворотов» и «номенклатурщиков» он мечтает о «просвещенной бюрократии».
Последний пример интеллигентского высокомерия – коренная петербурженка, кандидат наук, преподавательница, которая несколько лет прожила в западных странах.
