теоретически и включала в себя элементы феминистской критики, критики капитализма, размышления о насилии, национализме, социальных стигмах и неравенстве, затрагивала экологическую проблематику. Возможно, такое многообразие коопераций и форм повлияло на дальнейшие перформансы {родины} – впоследствии они стали более лаконичными, а через несколько лет были замечены неожиданно широкой прессой.
Группа возникла как реакция на протестное движение «За честные выборы» 2011–2012 годов, поэтому главными политическими триггерами первых перформансов стали элементы репрессивной государственной политики. «Экстренный метаполитический перформанс „Право голоса: оральное сопротивление“» [189] прошел в том же Саммер-баре. Речь художницы была размышлением о стране, но ее рот был закрыт, а звучавший фоном текст состоял из фрагментов интервью с друзьями. Поводом для события стали прошедшие выборы и голодовка заключенных Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной. Утверждение невозможности высказывания приняло форму абсурдного диалога: ведущие в бело-сине-красной одежде просили зрителей высказаться, но тут же убирали микрофон со словами «Спасибо! Очень интересно!», затем подносили микрофон к различным предметам, наконец, заклеили художнику рот. В тексте-компиляции отчетливо прочитывалась любовь к стране, боль за нее и невозможность уйти от дихотомии страна – государство.
…Мне очень больно от того, что я вижу вокруг, и я не вижу выхода. Это очень моя страна, я от нее никуда не денусь и никуда не убегу. Она вся во мне. Это система отношения к миру, себе и разуму. Я очень чувствую эту извечную русскую дихотомию. Страна – государство. Мы – они. Мы – народ. Мы – хорошие. Они – государство. Они – плохие. Головой я очень хорошо понимаю, что они упали не с Марса и все намного сложнее. Эта система ценностей – внутри меня. Это не мешает прикалываться над ней, смотря как бы извне, или, в некоторые моменты жизни, ненавидеть ее и видеть в ней причину всех бед.
Коллективная рефлексия содержала сюжеты, относившиеся к русскости, к колониализму, к идее границ, к теории малых дел. В совокупности все это звучало как бы монологом страдающей интеллигенции. Ведущие благодарили лишенную возможности говорить аудиторию за использование права голоса, перечисляя существующие и выдуманные права: «право на небо», «право на биологическое А», «право присаживаться». В какой-то момент художник стал есть землю, которой кормил его ведущий, приговаривая: «ложечку за Надю, ложечку за Машу, ложечку за права человека», – и запивая ее водкой:
ложечку за надю
ложечку за машу
ложечку за права человека
ложечку за конституцию российской федерации
ложечку за современное искусство
ложечку за тело художника
ложечку за свободу
ложечку за равенство
ложечку за братство
ложечку за родину. за нашу {родину} [190]
В 2014 году центральной темой становится война; репрезентации любви к Родине от первого лица больше не появляются ни в одном из перформансов, да и сама любовь почти исчезает. В ходе акции «Пленэр», посвященной аннексии Крыма, художники в первый раз вышли на улицу, рисуя на газетах с сюжетами о присоединения Крыма черным маркером и кровью одного из участников [191]. «Биополитический перформанс „Родина еще родит“» [192] появился через неделю после начала войны в Украине, определившей сюжеты многих последовавших за ним работ и уличных акций.
10 апреля в баре «Sammer» группа {родина} осмысляла ценность человеческой жизни в актуальной российской реальности, способом реализации метафоры было прокручивание помидоров через мясорубку со словами «Родина еще родит!» …Двое ведущих (это были мы) зачитывали текст, представляющий собой нарезку из капитуляционных текстов (о том, почему сейчас невозможно заниматься искусством) и кратких биографий разных людей. Первым блоком шли биографии так называемых «национал-предателей», людей, которые выступили против официального курса государства, зачитывались фразы, за которые они угодили в этот список. Вторым блоком шли истории, описывающие людей, попавших в мясорубку государственной машины, ставших материалом для ее деятельности. Например, истории уже умерших депутатов, которые каким-то мистическим образом оказались в списке тех, кто проголосовал, поддерживая какой-нибудь закон. После этого следовали отдельные истории обычных людей разных социальных групп, разных политических предпочтений, их статусы из социальных сетей, любимые цитаты, случайным образом выбранные из анкет зрителей перформанса. …Визуальной частью перформанса было изготовление Леонидом Цоем портретов присутствующих. Он вырезал из бумаги и раскрашивал фигурки зрителей, после чего эти фигурки были воткнуты в торт и в самом конце сожжены, как именинные свечи, под песню «Happy Birthday, mr. President» в исполнении Мэрилин Монро [193].
В повторенном через два года во время Дней движения к миру выступлении «Родина еще родит» к биографиям добавились истории погибших во время войны в Украине российских военных. Перформанс «Еще родит» оказался почти документальной художественной реальностью, отчетливо транслировавшей уныние и опустошенность. Война, тогда еще только начавшаяся и едва ли осознанная как реальные боевые действия, была прочувствована через разделение «социального тела».
Мы не будем высказываться, воздух приобрел сейчас какие-то особые черты, в нем высказывания не распространяются. Невозможно выйти на улицу или в иное общее пространство, потому что больше нет общего пространства. Оно засорено и искромсано, там беспросветная война. Одно и то же со всех сторон, одно и то же оружие. Одни и те же образы, прочитываемые прямо противоположным образом. Вернее, у этой войны только одна сторона – огромное социальное тело воюет само по себе и увлекает тебя за собой, как оползень в яму. И никакая сверхидея не может перебить этот стыд [194].
Война переживается как внутренняя и очевидно вызванная сформировавшейся после 2012 года государственной законодательной (и медиа-) политикой маркировки людей, организаций и групп как опасных для родины иностранных агентов, национал-предателей, пропагандистов нетрадиционной сексуальности. Разделение представляется чем-то внешним и навязанным, но связь отвергаемых с отторгающим их «социальным телом» и сам разрыв с ним прочувствованы не просто эмоционально, но почти физиологически, как уничтожение общих пространств солидарности.
В еще большей степени переживание, связанное с войной, было очевидно в последовавшем за «Еще родит» двухдневном перформансе «Начеку» [195], случайно вписанном в Манифесту-10, биеннале современного европейского искусства.
Основной темой является само состояние бодрствования или настороженности (как у собаки, которая, даже когда спит, всегда готова проснуться и начать лаять). Такое состояние начеку, как мы полагаем, культивируется в тоталитарных государствах. А еще оно характерно для войны [196].
Перформанс происходил на крышах гаражей в пространстве «Лагерь беженцев». Два дня его участники пытались поочередно не спать и выстукивали на пишущей машинке все самые актуальные новости, отобранные для загробного мира.
