Прим. пер.
Не так уж далеко ушли в прошлое те времена, когда в некоторых земледельческих культурах со смертью матери ее место (во всех смыслах слова) занимала старшая дочь.
Djuna Barnes, Nightwood. New York: New Directions, 1937. См. предисловие Т. С. Элиота к этой книге (T. S. Eliot, Introduction to Nightwood, ibid).
Fairy Tales Told Again, illustrated by Gustave Dore (London: Cassel, Petter and Galpin, 1872). The illustration is reprinted in Opie and Opie, op. cit.
В некоторых других вариантах «Красной Шапочки» (см. сборник Больте и Поливки) отец все же появляется среди действующих лиц. Он отрубает волку голову и таким образом спасает обеих женщин. Возможно, изменение в сюжете (вместо распоротого брюха упоминается отрубленная голова) связано с тем, что упомянутый поступок совершает отец Красной Шапочки. От манипуляций отца с животом, где некоторое время находилась девочка, всего один шаг до предположения, что он так или иначе проявляет сексуальную активность в отношении дочери.
Справедливость этой интерпретации подтверждает вариация сказки, представленная в сборнике братьев Гримм. В ней сообщается, как в другой раз бабушка защищает Красную Шапочку от волка, придумывает, как его одолеть, и расправляется с ним. Очевидно, именно так должны действовать родители или бабушки и дедушки, и в таком случае ни им, ни детям не стоит бояться волка, даже самого хитрого.
Gertrude Crampton, Tootle the Engine (New York: Simon and Schuster, 1946), a Little Golden Book.
О различных сказках про Джека (и в том числе вариантах сказки «Джек и бобовый стебель») см. цитированную выше работу Бриггс.
К примеру, в сказке братьев Гримм «Ворона» дочь короля, превращенная в ворону, может освободиться от заклятия, если герой будет ждать ее всю ночь и весь следующий день до вечера, не смыкая глаз. Ворона предупреждает его, что старая женщина предложит ему угощение, но он не должен ни есть, ни пить, чтобы не уснуть. Герой обещает поступить именно так, но в течение трех дней раз за разом поддается на уговоры принять угощение и потому засыпает в тот момент, когда по уговору принцесса-ворона приходит на встречу с ним. Здесь ревность старухи, а также эгоистическая жадность героя служат объяснением сна, который охватывает его, когда он должен бодрствовать ради возлюбленной.
Существует множество сказок, где завоевать чересчур серьезную принцессу удается лишь тому, кто сможет рассмешить ее, то есть подарить ей эмоциональную свободу. Зачастую это достигается тем, что герой ставит в смешное положение уважаемых персон. К примеру, в сказке братьев Гримм «Золотой гусь» младший из трех сыновей проявляет доброту к старому карлику и в благодарность получает от него гуся с золотыми перьями. Несколько человек, движимых алчностью, пытаются вырвать у гуся из крыла перышко и приклеиваются к нему и друг к другу. Наконец к ним прилипают священник с пономарем, которым также приходится бежать за дурнем и его гусем. Они выглядят так нелепо, что, увидев эту процессию, принцесса начинает смеяться.
Здесь можно усмотреть отсылку к поведению, свойственному носителям так называемого фаллического характера в классификации З. Фрейда. Для него характерны дерзость, демонстративность, соперничество с окружающими. Прим. пер.
Сказка братьев Гримм «Ворона» может послужить подтверждением мысли о том, что троекратная победа над собственными инстинктами свидетельствует о сексуальной зрелости, тогда как неспособность взять их под контроль — об ее отсутствии (при этом незрелость мешает соединению героя с возлюбленной). В отличие от Джека, герой этой сказки, вместо того чтобы удержаться от желания поесть, напиться и уснуть, трижды поддается искушению, соглашаясь со словами старухи: «Чуть-чуть не считается», что свидетельствует о его моральной незрелости. Из-за этого он теряет принцессу. В конце он соединяется с ней, но для этого ему приходится преодолеть множество испытаний, благодаря которым совершается его духовный рост.
Как велика разница между этой сказкой и историей о сделках Джека! Ее герой, уверенный в собственной силе (в существовании которой он недавно убедился), ведет себя совершенно иначе. Он не прячется и не уносит тайком чужие вещи. Напротив, в опасных ситуациях он открыто использует свою дубинку, чтобы достичь цели, кто бы ни был его противником: отец, поклонники принцессы или дикие звери.
Обратим внимание еще на один смысловой уровень сказки: подъем по бобовому стеблю символизирует не только «волшебную» способность фаллоса подниматься, но и ощущения мальчика, связанные с мастурбацией. Мастурбируя, ребенок боится, что, если его застигнут за этим занятием, он понесет страшное наказание: так людоед расправится с Джеком, если обнаружит, ради чего тот явился. Но к этому ощущению примешивается другое: ребенку чудится, что, мастурбируя, он похищает некоторые способности родителей. Ребенок, улавливая на бессознательном уровне этот скрытый в сказке смысл, получает уверение, что его тревоги по поводу мастурбации беспочвенны. Его фаллическое путешествие в мир взрослых великанов-людоедов вовсе не приводит его к гибели — оно обеспечивает ему преимущества, которые не отнимутся у него.
Перед нами еще один пример того, как сказка обеспечивает ребенку понимание происходящего и помогает ему получить поддержку на бессознательном уровне. При этом, скажем так, сознательно он не знает, о чем идет речь в сказке. С помощью образов сказка описывает то, что происходит на бессознательном или предсознательном уровнях психики ребенка: она передает его ощущение собственной пробуждающейся сексуальности как чуда, совершающегося во мраке ночи или во сне. Подъем на бобовый стебель и то, что этот подъем символизирует, порождает у ребенка тревогу: что, если его накажут смертью за дерзость? Ребенок боится, что его желание стать сексуально активным равносильно похищению у родителей их возможностей и сил, а значит, тут можно действовать лишь украдкой, когда взрослым не видно, что происходит. Все эти тревоги получают свое воплощение в сказке, а затем она убеждает ребенка, что всё окончится хорошо.
К несчастью, сказка «Джек и бобовый стебель» часто издается со множеством изменений и дополнений, в основном вызванных попытками морально оправдать ограбление великана. Однако такие изменения разрушают поэтическое воздействие сказки и лишают ее глубинного психологического значения. В одном из
