• Представьте, что в любой момент коллега, руководитель или ученик могут войти в комнату, как по волшебству остановить время, будто "заморозив" клиента — и спросить: "Что вы делали с этим клиентом, и как это связано с концептуализацией его случая и направлением терапии?" (Или, если обойтись без кинематографических приемов: представьте, что руководитель просматривает видео сеанса, ставит его на паузу и задает тот же вопрос). Что вы ответите на него?
• Подумайте о своей мотивации к самораскрытию. Если это нацелено больше на аффект, — другими словами, вы просто чувствуете, что хотите рассказать клиенту подробности о себе — вернитесь к пункту выше, прежде чем продолжать дальше. Наши аффективные реакции не обязательно безотносительны к делу или ошибочны. Однако при этом ощущение, что самораскрытие или другая интервенция срочно должны состояться, может сигнализировать о том, что это поведение вызвано нашим собственным ощущением угрозы или ответом нашей системы активации (рассмотрим это подробнее в главе 5), а не мыслью о том, что лучше всего послужит терапевтическому процессу.
• Подумайте, будет ли вам комфортно говорить об этом самораскрытии со своим руководителем или в присутствии коллег. Если ответ "абсолютно, потому что это непосредственно относится к терапии..." это довольно хороший показатель. Если ваш ответ — "я не уверен..." тогда рекомендуем проконсультироваться, прежде чем использовать самораскрытие. И если ваш ответ — чувство дискомфорта, сопровождаемое каким-то из вариантов рационализации, например, "ну, они бы не поняли контекста..." — это может означать, что вы пытаетесь убедить себя сделать в терапии что-то, что больше связано с вашими собственными потребностями, чем с потребностями клиента и терапии.
• Если вы сомневаетесь, заранее обсудите ситуацию с коллегой. Часто ценная точка зрения коллеги может значительно расширить понимание и выявить наши слепые зоны. Процесс взаимного контроля и обращения за помощью или советом также помогает нам углубить собственные сострадательные качества, такие как смелость, толерантность к дистрессу и скромность.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Первый уровень сострадания в CFT — это терапевтические отношения. В этой главе мы изучили различные роли, которые играет CFT терапевт, и вкратце сказали о том, как их можно интегрировать в сеанс. Развитие этих ролей — это постепенный процесс, который разворачивается с течением времени. Не будем забывать об этих ролях, углубляясь в изучение основополагающих элементов CFT в следующих нескольких главах. В следующей главе мы начнем изучать второй уровень сострадания в CFT: сострадательное понимание.
ГЛАВА 4
Сострадательное понимание. Как эволюция повлияла на наш мозг
Стыд и самокритика лежат в основе широкого спектра проблем психического здоровья, как мы уже говорили. (Gilbert & Irons, 2005; Gilbert, 2014]. Основная цель CFT — помочь клиентам изменить отношение к внутренним переживаниям, перейти от позиции осуждения к пониманию и состраданию. Основная тема этой работы — помочь клиентам понять, что многие аспекты их опыта — не их вина. Это значит, понять, что клиенты не выбирали и не создавали этот опыт. Цель — помочь им взять на себя ответственность и активно работать над улучшением своей жизни. Этот переход к состраданию начинается с того, что мы помогаем клиентам понять их эмоции и мотивы в контексте эволюции мозга и эмоций, а также понять, как эволюция привела к возникновению проблем. Итак, в CFT сострадание начинается с понимания разума.
СТАРЫЙ И НОВЫЙ МОЗГ
В 1990-х годах Пол Маклин представил концепцию триединого мозга [Maclean, 1990]. В концепции были описаны три части человеческого мозга, отражающие различные стадии его эволюции. Триединый мозг состоит из рептильного мозга, который отвечает за основные функции организма — в частности агрессивные и репродуктивные драйвы; старый мозг млекопитающих (палеокортекс) — лимбическая система, связанная с памятью, эмоциями и обучением; и новый мозг (неокортекс), который отвечает за сложную работу самосознания, символического мышления, решения проблем, и других когнитивных процессов высшего порядка. Хотя что касается работы мозга, не все так однозначно [Cozolino, 2010], в работе Маклина освещены сложные вопросы об эволюции и ее влиянии на мозг, а также дан материал для исследований этой динамики с нашими клиентами.
В CFT об этой концепции с клиентами говорят, используя термины "старый мозг" и "новый мозг". [Gilbert 2010]. В терапии иногда полезно использовать термин "эмоциональный мозг" как синоним слова "старый мозг", говоря о конкретной динамике эмоций. Так как различные части мозга развивались в разное время эволюции и служили разным целям для наших предков, способы взаимодействия нашего старого, нового мозга и тела сложны и могут создавать нам проблемы. Разобраться в этом чрезвычайно полезно для наших клиентов, поскольку это помогает им понять кажущуюся неподконтрольность эмоций, и почему это не их вина.
Давайте посмотрим, как можно говорить об этом с клиентами. Нам в первую очередь хотелось бы дать информацию и при этом обойтись без длинных монологов. На примере случая с клиентом по имени Джош рассмотрим, как можно изначально подойти к обсуждению этой концепции.
Терапевт: Джош, мы обсуждали ваш гнев, с которым вы долгое время боролись. При обучении работе с подобными эмоциями полезно понять, откуда они берутся и как работают в нашем мозге и сознании. Не возражаете, если мы поговорим немного об этом?
Джош: Хорошо.
Терапевт: Если мы станем смотреть сквозь призму эволюции, то заметим, то мозг человека коварен. У нас как бы есть "старый мозг", отвечающий за все, что помогало выжить нашим предкам — базовые эмоции и мотивации, которые помогали защищаться от угроз и делать все, что необходимо для выживания, и "новый мозг", ответственный за решение задач, воображение, самосознание, глубину мышления — за то, кем мы бы хотели быть, что все это значит и тому подобное. Пока что понятно?
Джош: Думаю, что да.
Терапевт: Давайте представим это в рамках той ситуации, о которой мы сейчас говорили. Вы сказали, что иногда злитесь на работе. Могли бы вы рассказать об этом подробнее?
Джош: в основном это случается тогда, когда коллеги сомневаются во мне, или когда не выполняют то, что пообещали сделать. Тогда я могу сильно разозлиться.
Терапевт: То есть, если сотрудники в вас сомневаются, задают вам вопросы о данных им вами поручениях, и ваш старый, эмоциональный мозг определяет это как угрозу, — и вы тут же взрываетесь. Это быстро происходит?
Джош: О, да! Иногда я злюсь еще до того, как услышу вопрос. Если я вижу выражение лица или взгляд, в котором читается, что со мною не согласны, я начинаю злиться. Хочется сказать им в лицо что-то вроде: "Да ты можешь хоть раз заткнуться и сделать что тебе говорят?!"
Терапевт: С точки зрения эволюции, ваш старый, эмоциональный мозг запрограммирован на то, чтобы определять и помогать нам отвечать на угрозы. Ту же роль он выполнял и для наших предков, которые жили в мире, полном реальных физических угроз. Ну там, тигры, львы, медведи, все такое. Гнев — это эмоция, которая готовит нас к атаке. Получается, ваш эмоциональный мозг запомнил, что вопросы от коллег — это потенциальная угроза, и воспринимает их, как будто они тигры, вышедшие на охоту, чтобы вами поужинать.
Джош: (Задумчиво.) Ну, я думаю, что да. В смысле, да, это угроза.
Терапевт: Давайте разберемся. Разберемся, что же происходит в вашем новом мозге во время всей этой ситуации и как он оценивает происходящее. Если коллеги сомневаются, что стоит выполнять ваше поручение, или не справляются с ним, какие мысли у вас возникают? О чем вы в этот момент думаете?
