интересно и приятно, но от упоминания «молодых» идей у меня перехватило горло. Я ощутила бремя. Бремя необходимости выдать хорошие идеи и свежие мысли, до которых не додумались другие. Это одно из слов, от которых невозможно отделаться.
Когда я рассказала обо всем подруге, та спросила, зачем в подобных случаях добавлять определение «молодой». Разве не бывает мыслей, подкрепленных квалификацией? Не лучше ли молодым и опытным специалистам собраться без лишних слов вместе и обменяться идеями? И то верно. За нами все время закрепляют определения. И я не исключение. «Молодой» – это ограничивающее определение, которое никак не изменить, но я говорю о смыслах и ожиданиях, скрывающихся за определениями. Возьмем, к примеру, образовательный статус или специальность. Наивные предположения, будто выпускник отделения литературного мастерства непременно должен хорошо писать, а выпускник отделения английского языка – говорить на уровне носителя, мешают людям проявить свои способности. Потому что напрягают.
Именно поэтому я неохотно признавалась в том, что училась литературному мастерству. Сестра говорила: «Если студенты-вокалисты Сеульского института искусств хорошо поют – это как бы само собой разумеется, а если плохо – позор». Им приходится терпеть оценивающие взгляды. И таких людей много. Они не могут наслаждаться выбранной специальностью, и, не будучи уверенными в своих способностях, забиваются в какие-нибудь норки.
Я удалила из Фейсбука сведения о своей учебе и работе. Потому что хотела удалить закрепленные за мной определения. Перечисление достойных мест учебы и работы дает мне временное чувство превосходства и в то же время чувство неполноценности. Провоцирует критику в отношении меня, закончившей отделение литературного мастерства, но не умеющей толком писать, и к тому же презрение ко мне, работающей в издательстве, но мало знающей о книгах. Я не знаю, оказывают ли эти определения хоть частичное влияние, но точно знаю, что они не могут целиком объяснить личность. Из всех работников фирмы я больше всего завидовала женщине, отучившейся в каком-то периферийном университете (она хорошо рисовала, хорошо писала, была эмоциональной, красивой и обаятельной). И, к своему стыду, возникавшее у меня чувство неполноценности я стремилась скомпенсировать уверенностью в том, что ее образование хуже моего. Стремилась так или иначе почувствовать превосходство, утешая себя глупой мыслью: «А образование-то у нее хуже, чем я думала!»
Я вроде бы все понимаю, но по-прежнему чувствую, что большинство оценивает меня по данным мне определениям. И я сама не могу избавиться от подобной точки зрения. Если оказывалось, что у человека, вызывавшего у меня зависть, образование хуже моего, я успокаивалась, если же выяснялось, что человек, не представлявший интереса, получил хорошее образование, я начинала смотреть на него по-другому. Я день за днем ругала себя за эту непоследовательность. Я искренне хочу измениться. И верю, что смогу. Я не знаю, где учились те коллеги, с которыми я сейчас общаюсь в фирме. Чувствую, что меня это совершенно не интересует. Я меняюсь, хоть и не всецело, а понемногу. Вместо того чтобы мучиться, глядя на то, что не получается исправить, нужно надеяться, сфокусировавшись на том, что меняется. Надеяться на то, что настанет день, когда люди будут чувствовать себя привлекательно и уверенно независимо от каких-либо определений.
Я видела длинный сон о прошлом. Там были мама, старшая сестра и я. Были и многие другие люди, но я их не запомнила. Я взяла фотоаппарат, чтобы запечатлеть мамин молодой облик, но он никак не улавливался объективом. Я почувствовала, что прошлое уже минуло, мы застряли в каком-то несуществующем пространстве и вот-вот исчезнем, поэтому фотоаппаратом ничего нельзя было уловить.
Но мы испытывали радость. Не имея возможности ни запечатлеть, ни запомнить настоящее, были, наверное, рады собраться вместе где-то в прошлом. Удивительная ситуация. Такие юные мы с сестрой, мама без единой морщинки. Когда я все записала, сон постепенно стерся из моей памяти и не возвращается. А я хотела бы еще раз увидеть мамино молодое, светлое лицо. Это был печальный и красивый сон.
Бабушка все время молчит. Никогда не перемывает другим кости. Когда я спросила: «На сколько баллов можно оценить моего отца как зятя?» – она бросила: «А ты сама как думаешь?» – и я уверенно ответила: «На ноль баллов!» Бабушка рассмеялась, не желая злословить, и я спросила: «А что если я соберусь замуж за такого мужчину, как мой отец?» – но она сказала лишь: «…Нет, лучше не надо». Такая смешная.
Днем мне нужно было ехать в Сунчхон, и бабушка со мной за компанию вышла из дома. Мы шагали по тихой улице, и вдруг бабушка спросила: «Ты едешь потому, что тебе тут скучно?» Я возразила: «Вовсе нет! Только потому, что у меня впредь не будет возможности путешествовать в одиночку». Завелась и три раза повторила: «Честно, не от скуки!» Это было наполовину правдой, а наполовину ложью. Если я заговаривала с бабушкой, вскоре между нами повисало молчание, в общем, там и правда нечего было делать. Оказавшись рядом с родным человеком после долгого перерыва, не хотелось утыкаться в смартфон или книгу. Хотелось больше разговаривать с бабушкой, но если раньше она много и интересно рассказывала, то теперь мысли у нее иссякли, слова закончились. Однако то, что я лишалась возможности путешествовать в одиночку, было правдой.
Как бы то ни было, мы шагали вместе и добрались до дома культуры, в котором шел какой-то фестиваль. Там было много бабушек и дедушек. Со словами «Пока, бабуля!» я обняла ее и направилась к вокзалу. Каждый раз, когда я оборачивалась, бабушка махала мне рукой, мол, давай иди. Я оборачивалась, пока бабушка не стала казаться совсем маленькой.
Вспомнился вчерашний разговор. Я спросила: «Были ли у тебя в последнее время счастливые моменты?» – а бабушка ответила: «Я ведь все время одна, откуда тут взяться счастью…». Я ей, сконфуженно: «Ты счастлива, что я приехала?» – а она мне: «Да, мне хорошо, я рада». Я: «Но не счастлива?» – а она: «Раз рада, значит счастлива». Если я думаю о бабушке, у меня душа болит от жалости, и мне это не нравится, но если я говорю себе, что это любовь, становится чуть легче. Любовь порождает жалость, ничего не поделаешь.
После окончания церемонии в честь начала рабочего года мы с директором встретились взглядами. Я боюсь директора. Я всегда боялась взрослых (однако теперь уже сама стала взрослой), а взрослых, которые казались сильными, боялась еще больше. А директор наш очень сильный, и я его очень сильно боюсь. Он спросил, какие у меня мечты на этот год, и, когда я замерла, предположил, что грандиозные, а еще спросил, какие у меня цели. Я ответила, что цели у меня простые – сохранить душевное и физическое здоровье, и, подумав, не следует ли еще что-то сказать, добавила, что хотела бы подготовить бестселлер. Почему же мне стало неловко за эти слова? Потому что это было банально и странно. Очевидно. Вообще-то мне не нужен был именно бестселлер. Но если бы я просто сказала, что хочу подготовить хорошую книгу, то могла нарваться на расспросы, вот и ответила так, чтобы от меня отстали, и все же мне было неловко и дискомфортно. У-у-у, я хочу стать искреннее. Завидую людям, которые на любой вопрос могут с легким сердцем дать искренний ответ.
Вчера маме нужно было идти на медосмотр. И в тот же день приезжала бабушка.
