порог, сказала:
– Кстати, Жаб. Знаете, я вот о чем частенько думаю: а что после того инцидента случилось с птичкой в клетке в вашем фургоне?
– Ее забрал к себе Крот, чтобы ухаживать, – ответил пациент, – по сути, она и сейчас у него. И милая же он зверюшка, этот наш Крот.
По пути домой Жаб размышлял, что большую часть жизни тоже чувствовал себя будто в клетке, как это несчастное пернатое. Неужели ему уже никогда не удастся порвать с прошлым и обрести свободу? Ему было доподлинно известно, что по этому поводу сказала бы Цапля. «Хороший вопрос, Жаб. А как бы вы сами могли бы его прокомментировать?» Такая фраза может взбесить кого угодно. Но, шагая к Жабо-Холлу, он уже размышлял над ответом.
13. Дальнейшее сотворение знакомого мира Жаба
Обретенная способность рассказать Цапле о своей жизни впечатлила Жаба гораздо больше, чем он желал признать. Поделившись переживаниями по поводу приобретенного жизненного опыта общения с кем-то другим, который не высмеял его и не отверг, он испытал невероятное облегчение. Вот она какова, его жизнь, хорошая или плохая. И вот он сам – не великий святой, не неисправимый грешник, а самый обыкновенный Жаб. Больше всего его радовал тот факт, что Цапля, судя по всему, питала ко всему этому неподдельный интерес.
Рассказ о жизни предоставил ему возможность посмотреть на себя со всех сторон. До него стало доходить, какое влияние на него в течение долгого времени оказывали окружающие и разные события. Он разглядел в своем поведении определенные тенденции и определил механизмы, из-за которых одни события выливались в другие. Раньше воспоминания о том, что было в прошлом, представляли собой отдельные сполохи в ночи, внешне никак между собой не связанные. Время от времени ему вспоминались продолжительные периоды жизни, в том числе пребывание в тюрьме, но стоило ему о них задуматься, как он усердно гнал от себя эти неприятные мысли, стараясь переключиться на что-то другое. Но вот теперь постепенно приобретал способность размышлять о них, ничуть себя не порицая. Устанавливал между событиями связь и объективно о них судил, ничего не вменяя себе в вину. Мало-помалу он стал понимать, почему в ряде случаев с ним случилось то, что случилось, и какие последствия это за собой повлекло. Иными словами, Жаб, размышляя о своем поведении, теперь делал выводы.
Оценивая свою жизнь с точки зрения стратегии, он понимал, что некоторые идеи, подкинутые ему Цаплей, могут принести огромную пользу. Идея о жизни как спектакле сама по себе была не нова – новым было предположение, что для нее давно написан определенный «сценарий», который он по возможности играл как по нотам. Но еще больше его тревожил тот факт, что он неумышленно создавал ситуации, в которых его можно было бы реализовать. Неужели где-то в глубинах подсознания (теперь он пользовался этим словом без малейшего смущения) может даже быть запрограммирован весь его «жизненный сюжет» с некоей специфичной развязкой, к которой вели неведомые силы? Если эти идеи были справедливы или, как сказала бы Цапля, если бы в них «имелось зерно истины», то что вообще представляла собой данная постановка? Порой она представлялась ему в виде комедии, в которой сам он выступал в роли объекта пренебрежительных, язвительных насмешек, сценарий которой, как ни старайся, ему было не переписать. Однако в последнее время он стал все больше сознавать, что можно жить и по-другому, не следуя заранее написанному сценарию, а вообще без него. Или как минимум сочинять его, так сказать, по мере развития событий. Это может пугать: поди узнай, что делать и говорить, если у тебя не расписано каждое слово. Но при этом как минимум решает проблему самостоятельного мышления и принятия независимых решений. Если у тебя нет заранее составленной программы, можно лишь сказать «здрасьте», понятия не имея, что делать дальше. С другой стороны, сознавать, что каждый момент подспудно бросает тебе некий вызов, тая в себе уникальные возможности, было в высшей степени волнительно. Жаб решил, что это и означает стать настоящим, научившись должным образом реагировать на требования текущего момента. Это обладало потенциалом разрушить причинно-следственную связь, которая могла тянуться еще с детства, и предоставить свободу быть самим собой, явив миру свое подлинное «я», освобожденное от оков прошлого. В итоге он решил, что теперь будет жить по-настоящему и сам тоже станет чуточку естественнее.
В ночь перед следующим сеансом Жабу приснился страшный сон, будто он летел на аэроплане в старом макинтоше для автомобильных прогулок, перчатках и очках. При этом сидел сзади за пилотом в открытой кабине. В какой-то момент тот вдруг повернулся и страшно оскалился, продемонстрировав все свои зубы. Барсук. «Теперь давай сам, Жаб», – закричал он, прыгнул вниз – и он увидел внизу раскрывшийся купол его парашюта.
Никогда не управлявший самолетом, он страшно струсил и стушевался, но как-то все же посадил его на поле. Тут же выскочил и отбежал в сторону, а уже в следующее мгновение машина взорвалась, полыхнув огненным шаром. Он проснулся в холодном поту, объятый страхом, но вместе с тем в восторге от того, что ему удалось самостоятельно посадить самолет и вывернуться из объятий смерти.
А утром пришел на следующий сеанс психотерапии с Цаплей. Едва они обменялись приветствиями, Жаб бросился делиться мыслями, родившимися в его голове после их предыдущей встречи, когда он поведал историю своей жизни.
– Как видите, Цапля, – сказал он, – теперь я проявляю к ней целостный подход, а написанный заранее сценарий считаю своей личной драмой. Но вот чего доподлинно не могу понять, так это откуда берутся такие вещи? Можно ли вообще разобраться в том, как именно написана эта моя программа? Я ведь не могу сказать, что в восторге от отведенной мне роли, да и сама постановка до настоящего времени не доставляла мне особого удовольствия. Узнав, из какого источника это все происходит, можно было бы попытаться что-то изменить. Мне больше нравятся спектакли со счастливым концом.
– Я понимаю, Жаб, что вы имеете в виду, – с улыбкой ответила Цапля. – Как здорово было бы играть в постановке, где можно избежать любых «рогаток и стрел, уготовленных нам злодейкой-судьбой». Позже мы внимательно рассмотрим, как можно справиться с такого рода ситуациями. Но, насколько я поняла, вам хочется проанализировать корни вашего базового поведения и ряда жизненных позиций, так?
– Совершенно верно, – ответил Жаб, – только я не знаю, с какой стороны к этой проблеме подойти.
– Понятно. Думаю, если я скажу, что для понимания настоящего вам в обязательном порядке
