преследовало ощущение, что такое мне не по плечу. Он же после этого на меня набросился, обозвал никчемным, наговорил всяких гадостей обо мне, о моих подругах и друзьях и не забыл добавить, что чем-чем, а бизнесом в жизни я могу заниматься лишь в самую последнюю очередь!
– И как вы себя в результате почувствовали? – поинтересовалась Цапля.
– А вы сами как думаете? Был разбит горем, постоянно торчал в коктейль-баре местного отеля и домой возвращался в весьма плачевном состоянии.
– Что же было потом?
– Одна приятельница из Кембриджа сообщила мне, что брайтонская подготовительная школа «Гэлиэнс», в которой я сам когда-то занимался, ищет молодого учителя. Выставив на эту должность свою кандидатуру, я с удивлением обнаружил, что меня взяли. Отлично ладя с учениками, я, как предполагалось, должен был всему их учить. Вместе с тем школа страшно гордилась своими морскими традициями, и мои глубокие знания о Нельсоне там оказались поистине бесценными. По сути, я снискал себе немалую популярность, и если совсем честно, мне это очень даже нравилось. Меня прозвали Поганым Жабом, хотя слова эти, как мне казалось, произносили с любовью.
– Взрослый среди детей и дитя среди взрослых, – тихо молвила Цапля.
– О чем это вы? – спросил Жаб.
– Да так, ерунда, не обращайте внимания, – ответила психотерапевт. – Давайте дальше.
– Проработав там около года, я вдруг получил телеграмму с известием, что отец скончался от сердечного приступа, и мне пришлось срочно возвратиться домой. Незадолго до этого он продал пивоварню, и, по моему разумению, его убил вызванный этим стресс. Мама, у которой оказалась целая куча акций предприятия, уехала к сестре в Западное графство, я же унаследовал Жабо-Холл и приличную сумму денег.
– Это добавило вам счастья? – спросила Цапля.
– Нет! – страстно воскликнул Жаб. – Я был очень несчастен и снова чувствовал себя ни на что не годным. Жабо-Холл – это огромный дом с банкетным залом и обширными земельными угодьями. Я вдруг обнаружил, что должен обо всем этом заботиться, включая поваров, прислугу в доме и за его пределами. По вечерам бродил по комнатам, во многих из которых до этого ни разу не бывал, чувствуя себя очень одиноко.
Но постепенно все же стал налаживать жизнь. Приглашал на обед некоторых друзей и подруг. Садиться за стол в одиночку мне было ненавистно. Потом чрезвычайно заинтересовался лодочным спортом и подружился сначала с Крысом, а затем и с его приятелем Кротом. Поймал себя на мысли, что другие то и дело приглашали меня в свои организации. Скорее всего, это объяснялось тем простым обстоятельством, что в моем распоряжении теперь был Жабо-Холл, но меня позвали в президенты деревенского крикетного клуба, а позже и в попечительский совет местного Британского легиона заниматься вопросами ветеранов. Потом, как в свое время моего отца, меня избрали в приходской совет и поручили исполнять обязанности ктитора.
В свое время отец учредил благотворительный трест, занимавшийся жилищным обеспечением местных жителей. Состоя в нем одним из членов совета, я был вынужден тратить на всю эту деятельность далеко не один день в месяц. Постепенно меня без остатка захватил водоворот взаимоотношений с социумом и гражданским обществом.
– Насколько я понимаю, жизнь в ваших глазах стала приобретать смысл, так? – задала очередной вопрос Цапля.
– Немного, – ответил Жаб, – но, когда не происходило ничего особенного, меня вновь одолевали привычная тоска и ощущение изолированности от других. В таких случаях мне выпадала пара паршивых деньков.
– И как же вы реагировали на подобные чувства? – спросила Цапля.
– Всегда искал занятие, в котором можно было отличиться, чтобы окружающие глядели на меня и говорили: «Вы только посмотрите на нашего Жаба. Разве он не чудо?» Сначала это был лодочный спорт. Я приобрел пару действительно неплохих яликов и упорно трудился над достижением результатов. Никому не признаваясь, лелеял в душе надежду поучаствовать в «Бриллиантовых веслах», этих ежегодных соревнованиях по гребле между одиночками на Хенлейской регате, но к тому времени уже достиг своего потолка. Надо мной потешались даже утки. В итоге, проснувшись в один прекрасный день, я подумал: «Да ну его к черту, весь этот гребной спорт!» – и после этого больше никогда не брался за весла. По крайней мере до того утра, о котором вам уже говорил. И вот теперь мой ангар забит замечательными лодками, которые стоят на приколе и гниют.
Потом я увлекся автотуризмом и даже купил с этой целью жилой фургон. Перед этим посмотрел в журналах рекламные картинки и остановился на лучшем – великолепном трейлере для настоящих бродяг, выкрашенном в канареечный цвет, украшенном красными и зелеными колесами, к тому же оборудованном от и до. Он и сейчас стоит перед моим мысленным взором. Небольшие кушетки, складной столик у стены, кухонная плита, ящички, полки и даже клетка с птичкой. Плюс к этому кастрюли, сковородки, кувшинчики и чайники всех размеров и мастей.
Вспомнив эти золотые деньки, Жаб умолк и устремил вдаль невидящий взор.
– Так уж случилось, что в тот самый день, когда его доставили, ко мне на обед пришел Крыс и его приятель Крот, которые согласились поехать со мной и устроить грандиозный праздник. Я, по крайней мере, думал именно так!
Жаб вздохнул, по его щекам покатились слезы.
– Бедный я, несчастный. Знать бы тогда то, что известно мне сейчас. На тот момент все выглядело так волнительно и невинно. Как мир перед грехопадением. На какое-то время мы вновь превратились в маленьких детей. Я, по крайней мере, точно. Мне казалось, будто стрелки церковных часов замерли на без десяти три, но к чаю еще осталось немного меда.
Он помолчал, потом заговорил вновь.
– А потом все пошло наперекосяк.
Жаб затих. Вспоминая, как в его мир вошло зло, он всхлипнул и заплакал. Потом наконец вытер глаза, немного выпрямился, обратился к Цапле и сказал:
– Что случилось со мной потом, вам, полагаю, хорошо известно?
– Да, – ответила Цапля, – я читала об этом, как и все остальные. Боюсь, что этот отрезок вашей жизни навсегда останется достоянием гласности.
Затем чуть помолчала и добавила:
– Может, нам на этом прерваться? Вы весьма подробно поведали мне историю своей жизни и, надеюсь, понимаете, что благодаря этому мне легче будет разобраться с тем, что происходит в вашей душе.
– Да, понимаю, – чуть приободрившись, ответил Жаб. – И если говорить откровенно, Цапля, эта история представляет немалый интерес, правда?
– Еще какой, – ответила та. – Весь вопрос в том, какой урок из этого можете извлечь вы сами.
С этими словами Цапля объявила сеанс оконченным и проводила Жаба до двери. А когда тот уже собрался переступить
