были гости в этой чудесной стране, и навязывать свое нам было не к лицу. Даже наши самые несмелые попытки привнести какие–то перемены могли легко усугубить и без того настороженное к нам отношение.
Меня вдруг осенило: если я хочу убедить шотландцев в необходимости каких–то перемен, я должен набраться терпения в поисках общего с ними языка, продвигаясь вперед осторожно, шаг за шагом. Затем я начал применять тот же принцип в отношении Ветхого Завета. Разве свободолюбивый Бог не должен был быть столь же терпеливым с ветхозаветными святыми, как Он терпелив с шотландцами? Короче говоря, жизнь в Шотландии помогла мне воспринять концепцию «радикальной Божественной приспособляемости или, по–другому, «снисхождения», «адаптации», «контекстуализации». Все эти понятия означают примерно одно и то же: Бог разговаривает с людьми на одном с ними языке. Он спешит донести до нас Благую весть, но Ему нужно проявлять терпение, если Он хочет завоевать людские сердца.
Жизнь в Шотландии убедила меня в том, что Бог Ветхого Завета был очень терпеливым Богом, тем же самым Богом, Которого мы видим в Иисусе. Он многим рисковал, снисходя до уровня людей. Но Бог любви готов пойти на подобный риск. И это радует!
В том, что касается Елены Уайт, концепция кажущегося отсутствия сатаны в Ветхом Завете важна для восприятия ее трудов по двум причинам. Первую я уже подчеркивал, и неоднократно: это Божье терпение. Смысл ее трудов сплошь и рядом искажают, ими злоупотребляют, и нам, безусловно, не постичь истину, если мы не оставим Богу право быть терпеливым и к Елене Уайт тоже. Надеюсь, мои слова не будут восприняты как попытка ее принизить, особенно теми, кто почитает ее как высший авторитет в адвентизме. Но если мы стремимся понять Библию в контексте того времени, когда она была написана, то разве не должны мы поступать так же и с трудами Елены Уайт, рассматривая их через призму ее эпохи? Если, как она писала в 1888 году, «истина для настоящего времени» могла претерпеть такие перемены всего лишь за двадцать лет [139], разве не стоит обозреть свежим взглядом ее жизнь и ее труды спустя девяносто лет после ее смерти? Думаю, что стоит.
Во–вторых (и этот пункт не менее важен для понимания трудов Елены Уайт, чем первый), если мы не осознаем, что отсутствие сатаны в Ветхом Завете только кажущееся, Бог Ветхого Завета будет представляться нам каким угодно, только не терпеливым. Жестокий, бесчеловечный, скорый на расправу, не жалеющий ни животных, ни людей — таков Бог Ветхого Завета, если воспринимать написанное буквально, без учета контекста. Я уверен, причем твердо, что сатана чувствовал себя в ветхозаветные времена не хуже, чем сегодня. Но по причинам воспитательного характера Бог решил придержать его в тени, взяв на Себя полноту ответственности за происходящее, дабы народ не вздумал поклоняться сатане как еще одному божеству. Да, Бог был готов предстать пред людьми как жестокий, бесчеловечный, скорый на расправу, не жалеющий ни животных, ни людей, потому что именно этого ожидал тогдашний народ от своих богов. И именно эти ожидания Богу пришлось взять за отправную точку.
Но если вы верите в то, что добрый Иисус — это Бог во плоти, Который «вчера и сегодня и вовеки Тот же» [140], и если вы верите, что Он был и есть Бог Ветхого Завета [141] (на что явно указывает Новый Завет), то мы должны вернуться к Ветхому Завету и взглянуть на него еще раз. Внимательное чтение поможет нам понять, почему Бог пошел на то, чтобы выставить Себя в таком свете, а сатану держать «под спудом», пока народ не приготовится к полноценному восприятию «великой борьбы» между Христом и сатаной.
Но Елена Уайт не принадлежала к сообществу, верившему в Иисуса как в Бога во плоти. Для ранних адвентистов Иисус мог быть добрым, милостивыми и нежным, но никак не Богом. Даже если он верит, что Иисус был и остается Богом, мягкосердечному, чуткому человеку нелегко воспринимать Ветхий Завет. Нам трудно поверить, что Бог был готов совершить то, что Он совершил, пусть даже и с благими воспитательными намерениями.
Короче говоря, Елена Уайт была честной, посвященной и послушной христианкой. Но она выросла в окружении, где всегда твердили об ужасах вечно горящего ада, и это глубоко запечатлелось у нее в душе. Буквальное прочтение Ветхого Завета вполне позволяет допустить, что ветхозаветный Бог действительно способен заправлять подобной преисподней. Затем, когда она стала молодой женщиной, ее убежденность в существовании полыхающего ада сошла на нет, но она по–прежнему принадлежала к сообществу людей, которые еще не познали истину о Божественности Иисуса Христа.
Так что, читая некоторые из ее ранних произведений, можно легко заметить, что в то время она воспринимала Ветхий Завет буквально, как есть, — без спасительного знания о том, что Богу, явившему Себя в Иисусе Христе, пришлось скрыть Свое великодушие и нежность, дабы достучаться до сердец жестокосердных людей.
Законы перемен особенно те из них, что говорят о необходимости постепенных изменений, если мы хотим, чтобы они были устойчивыми, применимы для всех, везде и всюду. Мы видим действие этих законов в Библии. Более того, мы видим, что они действуют и в нашей жизни, и в жизни Елены Уайт. Иногда они внушают страх, но на самом деле они скорее обнадеживают. Если мы не побоимся принять помощь от Иисуса, Он наставит нас на всякую истину. Ведь Он обещал.
В следующей главе я вкратце обрисую другую сторону нашей жизни в Шотландии. Я начал задумываться о вопросах перемен в Библии и стал отмечать для себя, насколько трудно идут перемены у шотландцев. Но и у нас самих было тоже немало сложностей, вызванных необходимостью меняться и приспосабливаться к новой обстановке. Мы с Вандой выросли в консервативной адвентистской среде, где образ жизни в значительной мере формировался под влиянием трудов Елены Уайт. Все это воспринималось как само собой разумеющееся в большом адвентистском сообществе на американском Западе. Но на нас словно вылили ушат холодной воды, когда мы попытались жить в Шотландии по заведенному некогда порядку. Как раз об этом и пойдет дальше речь.
Глава 8
С Еленой Уайт в Шотландию
Когда мы отправились в Шотландию в 1972 году, я не взял с собой книги Елены Уайт. Они и так были со мною — в моем теле, в душе, в сознании, где крепко–накрепко запечатлелись еще со
