он точно не разделял свойственное Карлейлю неприятие организованных форм религии. При всем при этом взгляды моих родителей отличались достаточной широтой. Папа любил природу, науку, историю, языки — фактически все, что имело книжную форму. У нас никогда не было телевизора в доме; может быть, поэтому родители время от времени нам читали. Но я не помню, чтобы мы зацикливались на Елене Уайт. Беллетристику нам не давали, но круг чтения у нас был гораздо шире, чем просто Библия и Дух пророчества. Так что до крайностей у нас не доходило.
Но бывает и такое: у одного из моих коллег–преподавателей было заведено в семье читать Свидетельства для Церкви дважды в день — во время семейных богослужений. Другой коллега, когда был подростком, проводил летние каникулы на ферме, где помимо работы ему приходилось выдерживать по сорок пять минут Свидетельств и по полчаса молитвы в конце тяжелого трудового дня. Я высоко ценю Елену Уайт отчасти еще и потому, что меня не «перекормили» ею в юности.
Как я уже указывал в 3–й главе, я смутно припоминаю, как я пробовал взяться за Свидетельства для Церкви, еще будучи подростком. Далеко я не продвинулся (так и не поняв, почему) и вскоре отложил их в сторону, не проникшись к ним при этом отвращением (насколько я помню). Чего никак не могу сказать о Вестях для молодежи [145], которые вызвали у меня неприязнь, едва я приступил к чтению этой книги. Двадцать лет спустя (в 1970–х) я вернулся к Свидетельствам для Церкви и прочитал все тома с превеликим интересом и большой пользой. Помимо прочего я усвоил важность контекста. Нудный перечень запретов, нанизанных, подобно бисеру на нитке, в Вестях для молодежи, вдруг стал вполне приемлемым и понятным, когда я увидел все эти запреты в Свидетельствах для Церкви в соответствующем контексте и с разумными доводами.
Однако не так давно я пришел к выводу, что я все–таки не такой, как все. Сейчас это для меня очевиднее, чем было тогда, когда я попал в адвентистскую школу–интернат для старшеклассников. Я не был своим в среде сверстников. Я серьезно относился к учебе и религии, и меня не влекли буйные подростковые проказы. Вероятно, я все еще чувствовал себя не в своей тарелке после возвращения моих родителей из миссионерской поездки, хотя с тех пор минуло уже более десяти лет. Мне отчаянно хотелось сойти за своего, но в подростковой среде чем больше стараешься понравиться, тем хуже у тебя это получается. Несколько лет назад на встрече выпускников мне передали, как отозвался обо мне один из моих бывший учителей: «Он был одним из самых необычных учеников, которых мы тут когда–либо видели». Может быть, и так. И вполне может быть, именно поэтому я и пишу эту книгу.
В годы учебы в колледже Уолла–Уолла я был требовательным к себе студентом, по–прежнему серьезно относился к занятиям и активно участвовал во внеурочных мероприятиях. Мне страшно хотелось доказать этому миру (и себе тоже), что я на что–то способен. В течение трех лет я делал доклады на семинарах у Дж. Пола Гроува, посвященного, богобоязненного преподавателя богословского факультета. Он не только научил меня читать Библию, но и помог мне увидеть, насколько важны мотивы, которые скрываются за нашими «добрыми» делами. В мою неспокойную, пораженную эгоизмом душу стали проникать слабые лучи, высвечивавшие притаившееся там зло.
И, как уже было сказано, именно Дж. Пол Гроув познакомил меня с высказываниями Елены Уайт об инспирации в первом томе Избранных вестей, с. 15–23. Не так давно я поинтересовался у него, как так получилось, что он наткнулся на эти высказывания так скоро — ведь книга Избранные вести вышла в свет в 1958 году, а я поступил на богословский факультет колледжа Уолла–Уолла в 1961. Пол не сумел вспомнить, как это было, но я все равно благодарен ему за то, что он нашел эти слова и поделился ими со своими студентами.
Приступив к занятиям в колледже, я начал отмечать для себя некое несоответствие в довольно распространенной точке зрения на богодухновенные писания, которая в многочисленных фундаменталистских кругах стала почти что поговоркой: «Если вы найдете в Библии хоть одну ошибку, значит, можно поставить под сомнение все Писание». Адвентисты произносят эти слова не так уж часто, но эта концепция, безусловно, витает в воздухе каждый раз, когда заходит речь об инспирации. Что касается меня лично, я знал, что я не брошу друга, если даже он вдруг «ошибется». Так почему же я должен поступать подобным образом с Библией? Я не хотел жить в постоянном страхе, что однажды я начну копаться в Библии и обнаружу там нечто, о чем очень сильно пожалею.
3. Университет Андрюса: Библия и богословие
Окончив в 1965 году колледж Уолла–Уолла, я сразу же отправился поступать на богословский факультет Университета Андрюса. В то время в университете было неспокойно. Четыре преподавателя попали под огонь критики за «ересь» или нечто подобное, только под более утонченным названием. Все четверо потеряли работу; при этом только трое остались адвентистами. С чего у них начались неприятности? Вот лишь один пример: однажды на занятии один из преподавателей заметил вскользь, что Нагорная проповедь Христа, вполне вероятно, представляет собой компиляцию. Тут же вверх взвился лес рук: «А сестра Уайт говорит, что это было весной и слушавшие Его люди расселись на покрытых зеленой травой склонах». Он ответил просто, но на нас его ответ произвел гнетущее впечатление: «Мне бы тоже хотелось так думать, ребята, но как быть человеку, если он испил чашу истины, а она оказалась горькой?»
По моим нынешним представлениям эту дилемму Нагорной проповеди можно легко решить с помощью «двоякого» подхода, если рассматривать ее как компиляцию из выдержек, взятых из проповеди, в самом деле имевшей место. Но для большинства глубоко религиозных людей примириться с таким подходом будет непросто, и произойдет это не сразу.
Много лет спустя мне случайно довелось понаблюдать, как этот человек занимается со студентами. Он был очень обходителен, никем не пренебрегал и всегда приходил на помощь. Я набрался смелости и напомнил ему о произнесенных им когда–то словах. Он ничего такого припомнить не смог, но зато высказал весьма примечательную мысль: «Бывают времена, когда как будто почва уходит из–под ног. Но если ты тверд в своем стремлении познавать Господа, все встает на свои места».
Что касается меня самого и моих взаимоотношений с Богом, то самым важным событием в моей университетской жизни
