анализе исторического развития богословской и философской мысли на протяжении двух тысяч лет христианства. Тайная и явная история воздействия или просто восприятия Эроса и Агапы Нигрена продолжается.
Три года назад в великий день 25 декабря 2005 г. впервые в истории папа Бенедикт XVI в первой своей энциклике «Deus caritas est» уделил пристальное внимание проблеме «“эрос” и “агапа” – различие и единство» (§§ 3–8), упомянув также длительную философско-богословскую дискуссию по этой проблеме, развернувшуюся в ХХ столетии. С этим вопросом папа связал тему «личности» и посредством «внутренней динамики» свел указанную проблематику к библейской вере и ко Христу (§§ 6–7).
От исследований Нюгрена осталось ценное наследство: раскрытие вовсе не очевидных свойств агапы, своеобразия, уникальности, радикализма этой формы любви, проявляющейся в самоотречении, бескорыстии, самоотверженности, в парадоксальном посвящении себя другим вплоть до самопожертвования. Помимо всех прочих важных вопросов, касающихся связанных с агапой идей и их истории, на первый план теперь выходит res, сама любовь как «предмет»: что означает любовь как агапа и как эрос; возможно ли и каким образом возможно реализовывать любовь во всех ее формах, в частности любовь отцовскую и материнскую, сыновнюю и братскую, любовь мужчины и женщины (т. е. сексуально окрашенную), любовь-дружбу и любовь как солидарность между людьми, любовь по справедливости и любовь по милосердию; любовь Бога к человеку, испытанную в исторических судьбах Израиля и раскрытую в книгах Священного Писания, и любовь, ставшую плотью в Иисусе Христе, о которой повествует Новый Завет; наконец, любовь пережитую и осуществленную в заповеданных Иисусом творческих действиях, особенно в героизме свидетельствовавших об этой любви святых. Исследователи, естественно, не настолько самонадеянны, чтобы рассчитывать на полное и окончательное решение всех этих проблем. Тем не менее, впечатляющий объем новых понятий, непрерывно вводимых в научный оборот, и сегодня подтверждает сказанное Нюгреном, а именно, что вопрос о христианской любви, об агапе по-прежнему остается одним из центральных и в то же время одним из самых запущенных.
Эта небрежность, имеющая немало причин, рано или поздно пройдет, уступив место заинтересованным и глубоким исследованиям. Поэтому будет уместно предположить, что агапа и в какой-то форме эрос останутся предметом беспокойства и вопросов quamdiu in hac vita vivimus [328], пока существует на земле хотя бы одно человеческое существо.
11.7. Агапа по апостолу Павлу. «Энкомий» в 1 Кор 13
Пришло время с предельной тщательностью и определенностью спросить себя, что, собственно, означает агапа в Новом Завете.
Ее, конечно, интерпретируют по-разному. Однако, если мы, оставив в стороне схематизм Нюгрена, соединим многочисленные отрывки из Нового Завета в один коллаж или, если угодно, создадим их более-менее убедительный синтез и начнем рассуждать, то сделаем следующий вывод. Без чрезмерных претензий на филологическую строгость и герменевтическую утонченность скажем, что под агапой следует понимать альтруистическую форму любви, наполненную не страстью и не эгоизмом, а доброжелательностью и стремлением к добру для других.
В первом приближении можно утверждать, что источник агапы заключен в Боге, который прежде возлюбил нас и предал за нас Сына Своего, чтобы примирить с Собой грешников и сделать их детьми Божиими и избранными. Эта любовь-агапа, пребывавшая вначале у Бога, у Отца, образует саму природу Бога и в силу этого пребывает в Сыне, который любит Отца так же, как Он любим. Как и Отец, Сын любит людей, за которых Он Себя предал.
Но агапа есть также любовь Святого Духа, изливающаяся в сердца христиан, дабы исполнилось в них главное предписание Закона – любовь к Богу и ближнему. Агапа, или любовь не только к братьям, но и к врагам, является необходимым следствием и доказательством истинной любви к Богу. Любовь-агапа есть новая заповедь, данная Иисусом Христом, и ее непрестанно проповедовали Его ученики. Павел любит своих учеников и обращенных так же, как этой любовью был возлюблен он. Эта любовь бескорыстна, поэтому ее можно называть милосердием; в ней заключены смирение и искренность, забвение самого себя, братское служение и самоотдача, и о ней нужно свидетельствовать должными делами: нужно, соблюдая Божии заповеди, побуждать свою веру действовать. Агапическая любовь покрывает грехи и становится «совокупностью совершенства» (Кол 3:14). Человек, наполненный Божией любовью, ничего не боится. Пребывание в истине дарует познание, открывает сердца людей для «совершенного разумения, для познания тайны Бога и Отца и Христа, в котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол 2:2–3; Еф 3:17–19; 1 Кор 8:1–3; 13:8-12). Когда в душе человека обитает Христос и вся Троица, агапа питает жизнь «теологальными добродетелями» и царствует над ней. Лишь любовь никогда не пройдет и превратится в видение Бога, когда Он ниспошлет своим избранным блага, обещанные любящим Его.
Мы не можем не задать вопрос: не ослабляет ли хорошо сплетенная сеть элементов этого краткого изложения, на первый взгляд приемлемого и гармоничного, взрывную новизну агапы? И при этом не объясняет, какое место по отношению к ней занимают другие известные нам формы любви – эротическая, т. е. сексуально окрашенная, «филия», или любовь-дружба, отцовская и материнская, сыновья и братская и какая-нибудь еще.
Пытаясь найти ответ на этот заведомо непростой вопрос, нужно учесть, что решающей отправной точкой, уникальной парадигмой для понимания особой формы любви, именуемой в христианстве агапой, является свидетельство апостола Павла в 1 Кор 13, определенное глубоким специалистом как «сжатый шифр всей тайны христианства, начиная с его самых сокровенных теологических основ и до самых осязаемых этических следствий» [329].
1 Кор 13 представляет собой уникум не только среди всех новозаветных текстов, но и среди произведений самого апостола. Как известно, в этом фрагменте Павел раскрыл одну из основных тем своих размышлений, если только, по словам Лютера, не определяющую тему, связанную с «оправданием верой, а не делами Закона» (Гал 2:16; Рим 3:20–21; Флп 3:9).
Павел не составил аналогичного текста, посвященного например, «оправданию» (δικαιοσύνη), или «вере» (πίστις), или «надежде» (ἐλπίς), которые вместе с агапой образуют триаду добродетелей, впоследствии названных «теологальными». Восхищение агапой, нашедшее отражение в 1 Кор 13, как будто развенчивает категоричность принципа «только верой», заменяя его в каком-то смысле принципом «только милосердной любовью» [330]. Более того, заявляя, что «если имею… всю веру, так что могу и горы переставлять», Павел словно бы оспаривает одну из самых известных логий, или речений Иисуса: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: “перейди отсюда туда”, и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф 17:20; ср. Мк 11:22–23).
Если мы подсчитаем, как во всем Новом Завете и только в посланиях Павла (оставляем в стороне деликатный вопрос о подлинности отдельных текстов) представлена лексическая группа «агапа», то обнаружим следующее. Существительное ἀγάπη во
